Залив Гавана

Когда кровь была смыта, лицо в зеркале ванной комнаты оказалось не таким пугающим. Один глубокий порез, уходящий со лба за линию волос, ему пришлось обрить и заклеить пластырем из медицинского шкафчика, соединив края раны пальцами. На затылке появилась огромная шишка. Переносица стала чуть шире, шишка на лбу, отпечаток ковра на щеке, трудно глотать, зато все зубы целы. Ноги казались сломанными, но, с другой стороны, он мог ходить. Луна отлично поработал, ограничившись небольшими увечьями, синяками и оскорблениями.

Он доковылял до шкафа в спальне и увидел, что карманы его пальто вывернуты наизнанку, но паспорт, с вложенной в него фотографией яхт-клуба «Гавана» так и покоились в ботинке, куда он их засунул. Головокружение и тошнота усиливались — все признаки сотрясения мозга.

Следы запекшейся крови на ковре в гостиной. Как и после любой вечеринки, уборка была самой неприятной частью ее окончания. Этим он займется позднее, есть вещи и поважнее. В ящике кухонного стола он нашел точильный брусок и нож с узким лезвием для разделки мяса, который он остро наточил. Он положил пакет с пустыми жестяными банками на сиденье стула, придвинутого к входной двери, как сигнал тревоги и вывернул все лампочки в прихожей и холле, чтобы, если Луна вернется, он оказался в темноте. Лучшее, что ему удалось сделать с окном вентиляционной шахты, это забить его наискось палкой от швабры. Самым правильным сейчас было лечь и поспать, если бы он не потерял сознание.

Очнувшись, Аркадий не заметил облегчения. Он не понял, который час, в комнате было темно. Он не узнал бы и комнату, если бы не жесткие ворсинки ковра, впившиеся в лицо. Словно мертвецки пьяный человек он не мог сообразить, как ему подняться.

Он пошевелился, меняя положение тела так, чтобы уменьшить боль. Ему никак не удавалось сесть, но после нескольких неудачных попыток он сел, полагая, что в таком положении улучшится циркуляция крови.

Мимо проползла черепашка, деловито поцокивая коготками.

Аркадий на четвереньках подполз к холодильнику, дотянулся до кувшина с водой и расслабился в мягком, неярком свете кухонного агрегата.

Наблюдая за своим состоянием, он понял, что ему стало гораздо хуже после обморока. Было больно пить воду. Прикосновения влажной тряпки к голове приносили лишь временное облегчение.

Ирина любила говорить — «Будь поосторожнее с желаниями». Имея в виду, разумеется себя. Потеряв ее, он обрел единственное желание избавиться от чувства вины, но, не будучи же избитым насмерть… В Москве можно было остаться одному, чтобы убить себя. В Гаване не было ни минуты покоя.

Телефонный провод был вырван из стены, хотя Аркадий даже не понимал, кому звонить. В посольство, чтобы они опять скривились от тех проблем, которые создает им соотечественник?

Тьма вокруг была такой тихой, что ему казалось, он слышит, как вспыхивает маяк за заливом, и чувствует касание его света.

— Оставайся здесь, — приказал Луна.

Аркадий не собирался этого делать. Но уснул тут же, как только прислонил голову к холодильнику…

Когда он проснулся, утренний свет залил квартиру. Аркадий осторожно поднял голову, как будто она была треснутым сырым яйцом. На Малеконе раздавались громкие крики и отзвуки выстрелов, усиленные жарким тропическим солнцем.

Пошатываясь, он прошел по коридору к зеркалу в ванной. Нос не стал лучше, лоб был цвета грозовой тучи. Он снял брюки, чтобы осмотреть синяки на ногах. «Воды и отдыха», — сказал он себе. Проглотил горсть аспирина, но не решился принять душ, опасаясь поскользнуться, опасаясь, что не услышит звука открываемой двери, опасаясь боли.

Два шага, и он почувствовал приступ рвоты, но добрался до кабинета. Отсюда он полз, когда Луна принялся демонстрировать ему свои навыки владения бейсбольной битой, чтобы отвлечь его внимание от списка телефонных номеров из комнаты Руфо. Странно, но список лежал там, куда он его положил, в испанско-русском словаре. Это означало либо то, что Луна не умеет проводить обыск, либо то, что он приходил только за фотографией.

Так как у него появилась масса свободного времени, Аркадий подумал, что настоящий следователь использовал бы эту возможность для изучения испанского или для того, чтобы починить телефон и снова позвонить Сьюзи и Дейзи. Но вместо этого он сполз по стене и уселся с ножом в руке. Он не понял, что заснул, пока звук выстрела с улицы не разбудил его.

Не то, чтобы он испугался…

Двое молодых полицейских в форме, один белый, другой чернокожий, патрулировали дамбу напротив его дома. У них были радиоприемники, пистолеты и дубинки. Они раздавали предупреждения — не облокачивайтесь на стену, не слушайте музыку, не приставайте к девушкам. Хотя, казалось, они не обращают особого внимания на дом, Аркадий почел за лучшее остаться здесь, но только до вечера…

Он зачистил пятно на ковре — было неприятно смотреть на собственную запекшуюся кровь. Музыка снизу сменилась шумом электродрели; Аркадий не был уверен, что под ним жилая квартира, а не фабрика. Не всю кровь удалось смыть с ковра; остался след, напоминающим пестрый цветок.