Залив Голуэй

Ради этого собеседования Майра и Джонни даже покинули ложе новобрачных. Майра знала, что я в ней нуждалась. К тому же она не хотела что-то пропустить. Мои братья присматривали за Чемпионкой на улице, иногда разрешая своим друзьям похлопать рукой лучшую лошадь, которая когда-либо появлялась в Барне. Бабушка сидела за прялкой, теребя пальцами пустое веретено, которое уже целую вечность не видело ни шерсти, ни льняного волокна. Мама заняла еще один табурет с плетеным сиденьем. В комнате царил полумрак: сквозь маленькие окошки нашей хижины сюда пробивалось совсем мало света. Но увеличь их — и рента тут же повысится.

— Прямо Роберт Эммет[16] на скамье подсудимых, — заметила Майра.

— Прекрати свои неуместные шутки насчет наших патриотов, Майра, — сделал ей замечание отец.

— И не подумаю, папа. Я все жду, когда ты приведешь нам какие-нибудь знаменитые высказывания Эммета. Думаю, Майклу Келли было бы очень интересно послушать…

В прошлом Майре не раз удавалось избежать нагоняев или сильно укоротить их по времени, переключая внимание отца на национальных героев Ирландии, но сегодня это не сработало.

— Итак, молодой человек… — начал отец.

Но Майра снова прервала его: ей вдруг ужасно захотелось поблагодарить Майкла за то, что он играл на волынке у нее на свадьбе и при этом не взял с семей молодых ни пенни.

— Он добрая душа, папа, — заключила она. — Как и ты у нас. Ты такой щедрый и великодушный — flaithiúlacht, как говорит бабушка. Устроил нам такую роскошную свадьбу…

— А виски, poitín, был вообще самый лучший, — вставил Джонни. — Такой мягкий, совсем не резкий.

— Это потому, что для его приготовления использовалась вода из Коннемары, — объяснил отец.

— А ты, Майкл, видел бы, как наша община собралась на meitheal[17], чтобы построить для нас дом на прошлой неделе, — продолжала Майра. — Соседей работало так много, что закончили все в три дня, причем все пришли из уважения к нашему отцу. И они сделали бы это для любой из дочерей Джона Кили. Я правильно говорю, папа?

— Правильно, Майра, — подтвердил отец. — Meitheal действительно получился впечатляющий. Никогда еще стены не возводились так быстро, а солома для крыши не увязывалась так плотно. Несмотря на все наши различия, наш народ славится умением помогать друг другу. — Отец немного расслабился и вытянул ноги вперед.

Умница Майра.

Но потом папа взглянул на меня и сразу выпрямился.

— Но довольно об этом. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать твой дом, Майра, а для того, чтобы расспросить этого молодого человека о его родословной и образе жизни, — сказал он. — А теперь, Майкл… Эта лошадь. Я хочу знать, где, когда и как тебе досталось это животное. Потому что, как ты сам должен понимать, одинокий человек на коне… Нет, я не имею ничего против странствующих людей, но девушка из оседлой семьи не должна…

— Папа, Майкл вовсе не цыган! Сколько можно тебе повторять? — вмешалась я. — Его дед был кузнецом в Галлахе.

— В Галлахе? — переспросил отец. — Это где-то рядом с Охримом?

— Правильно, сэр.

— При Охриме состоялось великое сражение.

— Это действительно так. И для нашей стороны это был не самый удачный день.

— Таких дней было немало, хотя лично я считаю, что там нас подвел французский генерал, — заявил папа.

Если отец начнет вспоминать города, печально знаменитые своими побоищами, он сам испортит себе настроение.

Поэтому я сказала:

— Папа, Майкл собирался рассказать тебе о своем деде, кузнеце, и о той кузнице, которая ему принадлежала.

— Правда принадлежала? — недоверчиво переспросил отец.

— Правда, — ответил Майкл, — хотя, конечно, без земли, на которой она стояла.

— Он, должно быть, состоял в хороших отношениях с вашим лендлордом, — заметил отец.

— Полковник Блейкни был жестким человеком из жесткой семьи, но он хотел, чтобы через нашу деревню ходили дилижансы Бьянкони, а для этого требовался кузнец. Поэтому он нуждался в моем деде.

В Голуэй Сити я видела большие экипажи Бьянкони, запряженные шестеркой ломовых ирландских лошадей, которые этот итальянец рассылал по всей Ирландии. Каждый такой дилижанс, который мы называли «Бьяни», перевозил двенадцать пассажиров, а также груз ирландского пива — портера и стаута. Бьянкони, который был одного с нами вероисповедания и слыл большим поклонником Дэниела О’Коннелла, нанимал в качестве кучеров католиков, а те порой подбирали своих соотечественников или соотечественниц, бредущих по дороге, и не брали с них за это платы. А деревня Майкла, по его словам, стала местом остановки на пути следования таких «Бьяни».