Залив

Стоунбол Джексон поднял пару пустых банок из-под нива, потряс их, чтобы узнать, осталось ли там что-нибудь, и сказал:

— Дай-ка, хозяин, еще одну банку в долг.

— А как насчет рыбы?

— А как насчет банки? — терпеливо спросил Стоун-бол Джексон.

Трактирщик открыл банку и швырнул ее на стойку.

— Заберешь ты наконец эту рыбу или нет? Стоунбол Джексон долго тянул пиво из банки, а потом

обернулся и посмотрел на рыбу, лежавшую на полу.

— Кажется, она уже немного пахнет, — заметил он.

— Я без тебя знаю, что проклятая рыба воняет, — сказал трактирщик. — Ты должен был забрать ее отсюда еще вчера. Я уже заплатил тебе за это тридцать шиллингов.

— Заплатил, — сказал Стоунбол Джексон, снова прикладываясь к банке. — Мне кажется, хозяин, что ты меня обжулил. Кто тебе потащит эту вонючую дрянь за какие-то паршивые тридцать шиллингов?

Трактирщик почуял что-то неладное.

— Послушай, Стоунбол, — сказал он, — заберешь ты ее отсюда или нет? Ты же знаешь, черт тебя побери, что она не воняла, когда я тебе платил деньги.

— Да, верно, — сказал Стоунбол Джексон, — но мы совсем не учли, что я еще должен найти место, куда ее девать. А на это нужно время… и деньги.

— Брось ее в реку, закопай, сожги. Мне все равно, что ты с ней сделаешь после того, как уберешь ее отсюда. Обещал — сделай. А куда ее девать — это твое дело.

— Я нашел, куда ее девать, — терпеливо объяснил Стоунбол Джексон. — Но пока я все устраивал, улаживал, работки тут немного прибавилось.

Он легонько пнул сапогом рыбу, и вокруг поднялся рой рассерженных мух, а трактирщик скорчил рожу.

— Бьюсь об заклад, что меньше чем за три фунта тебе не найти никого, кто бы теперь убрал ее отсюда. Времена нынче тяжелые, — добавил он торжественно.

Трактирщик в конце концов согласился уплатить деньги, обозвав Стоунбола Джексона старым ворюгой. Стоун-бол принес брезент, расстелил его на полу, вкатил на него мокрую коричневую рыбью тушу и вытащил за дверь.

— Еще немного, и она бы совсем расползлась, — сказал он простодушно.

Мы вышли на улицу, чтобы посмотреть, что он собирается с ней делать дальше. Он перетащил рыбу через дорогу к дому сержанта полиции и скинул ее с брезента в огород. Потом он вернулся и забросил брезент обратно на грузовик Дарси. Он предложил помыть пол в пивной за десять шиллингов, но хозяин, решив, наверное, что и так потратил в тот день слишком много, помыл его сам.

Полчаса спустя пришло известие, что Стоунбола Джексона немедленно требуют к сержанту. Из окна бара мы наблюдали, как бедный Стоунбол закапывал дохлую рыбу в огороде у сержанта. На это у него ушло больше часа. Трактирщик был в восторге. Наконец-то Стоунбол Джексон наказал самого себя!

Но вернувшийся в пивную Стоунбол Джексон был не очень похож на человека, понесшего наказание. Он взял банку пива и с очень довольным видом уселся за стол.

— Ну что, на этот раз погорел? — смеясь, спросил хозяин пивной.

— Погорел? — сказал Стоунбол Джексон. — О чем ты говоришь?

— Мы видели, как ты закапывал рыбу в огороде у сер-жакта, — издевался трактирщик, — Надо было послушаться моего совета и бросить ее в реку.

— Черта с два, — сказал Стоунбол Джексон. — Вчера я продал ее сержанту за десять шиллингов на удобрение для его тыкв. И не брал ее отсюда, чтобы она протухла как следует. К тому же меня наняли закапывать ее. За час работы он заплатил мне фунт, посмотри!

В доказательство он вынул деньги и показал их.

Дарси это так позабавило, что он даже не стал ругаться из-за своего брезента, который был совершенно вымазан. Впрочем, брезент был старый и рваный. Дарси забросил его за пивную, потому что от него провонял бы весь грузовик, а Стоунбол Джексон выстирал брезент в реке и выкроил себе из него новый чехол для спального мешка. Для такого человека, как Стоунбол Джексон, иметь много денег значило лишиться всех радостей жизни.

Дня два спустя я видел, как трактирщик одолжил Стоунболу Джексону пять фунтов, потому что у того кончились наличные. В сущности они были добрыми приятелями, а постоянные их перепалки заменяли им дружескую беседу.

Так как известие, которое ожидал Дарси до половины второго, не пришло (хотя я не видел, чтобы он ходил на почту или узнавал об этом через кого-нибудь), я вернулся в лагерь, чтобы проведать, все ли в порядке у Фиф. Она развела большой костер, пекла хлеб и кипятила наше грязное белье. Она была очень занята, и я пожалел, что не остался в баре с Дарси. Однако я не стал возвращаться, а занялся лендровером. Когда стемнело, показался грузовик, выписывавший пьяные кренделя, и Дарси чуть было не свалился в костер, а потом в реку. Я завернул его в одеяло и оставил под присмотром Прушковица. Мы с Фиф проговорили допоздна.