Залог на любовь

— Что взять с сегодняшних малолеток, — с наигранным сожалением вздохнул Наум, а потом серьезнее: — Мне очень жаль, что так случилось с малышом, девочка моя. Правда жаль. Это все моя вина. Я ж чертов гигант. А ты хрупкая совсем у меня.

— Не льсти себе, Мартынов! — фыркнула Анна и вдруг шмыгнула носом.

Наум не мог больше довольствоваться легкими поцелуями в затылок и макушку Анютки. Аккуратно развернул девушку лицом к себе. И утонул в огромных, точно два океана, омутах. В глазах любимой стояли слезы.

— Девочка моя…, — хрипло выдохнул Наум.

— Я старше тебя на пять лет! — отвела взгляд Анна, а вот руки ее осторожно легли на широкую, твердую, надежную грудь.

— Это все мелочи, — парировал Наум, его пальцы легли на девичий подбородок, принялись вырисовывать затейливые узоры, не касаясь губ, а так отчаянно хотелось прикоснуться к ним, вспомнить их вкус, мягкость, сладость.

— У меня нет никакого опыта в общении с мужчинами, — продолжала Анна. — Я старая дева. Синий чулок. Скучная и занудная. Первого моего кавалера я не возбудила даже для того, чтобы у него «встал» на меня. А потом пустил слухи о моей фригидности. А второй мой мужчина толком не понял, что лишил невинности. Думаю, у меня реальные отклонения.

— Ох, бред, — мягко усмехнулся Мартынов, — ты яркая, дико сексуальная, сводишь меня с ума своими очками, улыбкой, и юбками этими строгими. Я ж дурею от тебя. А про мужчин — это супер-гуд. Твой мужчина это я. Понимаешь, у меня девственниц не было раньше. И прошло у нас с тобой все как-то безболезненно.

Анна хмыкнула. Прав Наум, ни крови, ни каких-то слишком уж болезненных приступов в тот миг не было. Хотелось только быть ближе к нему, этому взрослому мальчишке.

— А если у меня не получится? Не выйдет больше… Твоим родителями нужны наследники. А я какая-то бракованная, — очень тихо прошептала Анюта.

— Да плевать мне на мнение родителей. У них целый вагон внуков и наследников. Мне на весь мир плевать. Только ты важна для меня, малышка, — грубо возразил Наум.

И кайфанул от того, как приоткрылись любимые губы, а юркий язычок облизал небольшую трещинку на тонкой коже. Видно было, что Аня часто кусала губы в кровь, и те не успели заживать.

А Науму было больно от того, что его любимой плохо. А потому он приник в нежном поцелуе к крохотным ранкам, а потом, словно дорвавшись до сладкого, принялся торопливыми поцелуями покрывать все, к чему мог дотянуться.

Целовал тонкую шею, щеки, плечи, спускаясь ниже к груди. Усадил девушку на стол и вжался пахом меж ее разведенных ног. И понял, что вот оно, то самое место, где он хотел бы находиться всю свою жизнь.

— Я чуть с ума не сошла, когда сказали, что ты исчез, — выдохнула Анна, руками зарываясь в волосы на мужском затылке, лихорадочно гладя широкие плечи, крепкую шею, виски.

— Боялся, что отец запрет меня в какой-нибудь тюряге, чтобы я к тебе не добрался, — хрипло прошептал Наум, лихорадочно целуя любимую, спускаясь все ниже, заставляя девушку улечься спиной на кухонный стол.

— Витольд Аскольдович не стал бы. Он замечательный человек, — возразила Анна, а ее глаза закатились от удовольствия.

— Самое время остановить меня, малышка. А лучше — прогнать, — попросил Наум. — Я ведь планировал только извиниться. Ну и собирался завоевывать тебя подарками, свиданиями, цветами.

— Кому нужны цветы, Мартынов? И че ты меня собрался завоевывать? Отсутствием манер? Я же все о тебе знаю. Все гадкие стороны. И твой характер скверный, — хохотнула Анна.

А после смех резко оборвался, когда Наум, не стесняясь, шире развел колени Анютки и принялся покрывать жадными поцелуями ее живот, спускаясь все ниже и ниже.

Ловкие пальцы настойчиво огладили треугольник белья, касаясь самого сокровенного местечка. Аня протяжно выдохнула, попыталась свести ноги, однако Наум был настойчив.

И Анна пропала в водовороте чувств и эмоций, теперь уже не отталкивала своего мужчину, только крепче прижимала его к себе.

А Наум нежно, ласково и настойчиво ласкал тело любимой, отчаянно стремясь подарить ей столько эмоций, чтобы хватило хоть как-то компенсировать свое поведение. Ведь виноват, раскаялся, и никакие слова не смогут рассказать Анюте, как сильно он сожалеет о прошлом.

Сдвинув белье своей девочки, Наум принялся целовать, поглаживать, ласкать нежную плоть языком и губами. Анна уже стонала в голос, а Мартынов поставил перед собой цель: довести любимую до исступления.

И у него получалось. Протяжные стоны ласкали его слух. Нежные пальцы впивались в его плечи и затылок. А тонкий, пряный аромат страсти Анюты окутывал Наума, отбирая дыхание, заставляя сходить с ума.

Он целовал ее, пока хрупкое тело била крупная дрожь. Он держал ее, чувствуя, как по языку разливается ее удовольствие. Сам был готов «спустить» в штаны, но терпел. Сейчас — все для Анюты. Только для нее. А он потерпит, когда можно будет, когда Аня окончательно поправится после больницы.

— Наум…, — едва шевеля губами, шепнула Анна, чувствуя себя растаявшим на солнце мороженным. И, кажется, Мартынов с радостью готов был все это мороженное съесть.

— Дурею от тебя, — пробормотал Наум.