— Ах, ты в этом смысле? Думаю, что нет. Даже уверена. Но ведь в морге уже провели вскрытие?
— Я не читал заключения судебно-медицинской экспертизы… А чем козел интересовался?
— Был ли у нее парень? Если да, то кто? Знала ли я о каком-то… Мухине? Нет, о Демине. И если знала, то что? А я и фамилию-то в первый раз от него самого услышала. Ну и прочее, в том же духе. Вид важный, а тут, — она постучала себя согнутым пальцем по лбу, — вакуум. И в глазах — целое болото похоти. Вот же, думаю, тоска зеленая — той, которая с ним пойти согласится! Дважды ведь вызывал, один раз — туда, в поселок, а во второй пришлось к нему в прокуратуру ехать. А вопросы лепил одни и те же. Правда, был и один оригинальный. Не желаю ли я отужинать с ним? В кафе напротив. Козел и есть.
— Интересно, — засмеялся Турецкий, — а что ты ответила?
— Сказала ему, причем довольно резко, что у меня есть мужчина, с которым я с удовольствием ужинаю. Он и скис. Ты, кстати, не голоден? Наверное, весь день на колесах?
— А я, честно говоря, уже и забыл, что у Игоря пяток этих ваших… с кремом, — он показал ей фигу, — съел. За весь день практически. Ну, и что дальше?
— Ты о чем?
— Часом, не я тот мужчина?
— Какой? — сделала она удивленные глаза.
— А с которым ты ужинаешь. Да еще и с удовольствием, скажи на милость!..
— До чего ж вы, мужики, все наглые и самонадеянные!
— Ты неправа. Я ведь просто поинтересовался. Как говорил один мой приятель, это у меня чисто нервное. Но я бы правда чего-нибудь пожевал, с твоего разрешения и если тебе не жалко продукта. Но не сейчас, а немного позже. Расскажи-ка мне лучше, что ты сама обо всей этой печальной истории думаешь? В частности, не замечала ли, что девушка знакома с наркотиками? Или ее приятели? Какие у нее вообще были отношения с мальчишками? Впрочем, в какой степени те парни еще остаются мальчиками, полагаю, тебе видней, не так ли?
— Знаешь, чем ты мне сразу понравился? — Она заговорила спокойно, как о постороннем, внимательно наблюдая между тем за поднимающейся в турке кофейной пеной. — У тебя башка хорошо варит. Не переношу дураков. А вы с Игорем там, на веранде, говорили вроде бы и ни о чем, а мне все равно было интересно. Ум-то, он ведь проявляется в отношениях, во взглядах, а не только в словах. А потом ты спросил меня о каком-то пустяке, и я вдруг почувствовала, что хочу тебя. А если мне этого не позволят, сама возьму. Я и потом, вечером, все ждала, но ты взял да сбежал. Наверное, правильно сделал, потому что Ирина Генриховна — очень благородная женщина. И хорошо, видно, тебя знает! — Вера засмеялась и, подавая чашку с кофе, одновременно легонько щелкнула Турецкого по кончику носа. — Было бы неправильно хозяевам… в какой-то степени… обижать гостью.
— Все это, как ты понимаешь, мне очень приятно от тебя слышать, но хотелось бы знать, к чему твои признания? Какова их цель? И какое отношение имеют они к теме нашего разговора?
— Ладно, раз ты сразу не врубился, попробую, как тот ваш армейский старшина…
— Постой! — Турецкий предостерегающе поднял руку. — Только не надо мне про «объясняю дуракам». Ты сама заявила, что на дух их не переносишь. Иносказание — штука хорошая, даже полезная, поскольку мысль оттачивает, и так далее. Но я ищу зацепку. Хотя бы зацепку, потянув за которую смог бы вытащить на свет божий всю поганую цепь предпосылок. И я почти уверен, что убийцу надо искать в поселке, а не в каком-то ином месте. Но пока я брожу вокруг да около и улыбаюсь, мне тоже все приветливо улыбаются. И даже сочувствуют. А вот копать всерьез не дадут. В силу разных причин. Я прав?
Вера улыбнулась и положила ладонь на его руку.
— Беру «старшину» обратно. Правильно разобрался. Особенно что касается «мальчиков». И мой личный опыт тоже едва не стал печальным. Но ты ж видишь? — Она по-борцовски согнула руки и напрягла бицепсы. — Так что, где залезли, там, как говорится, и… ну, сам понимаешь. Игорю я не стала жаловаться, и они тоже мстить не рискнули. — Она со смехом тряхнула рыжими кудрями. — Давай-ка я тебя все же начну кормить, голодные мужики бывают опасны. А там, возможно, тебе удастся из меня еще что-нибудь… выудить…
— Например?
— Что я хочу тебя опять, будто в первый раз. Что я уже заявила Игорю: вы все щенята перед ним. Перед тобой.
— Скажи пожалуйста… Обиделся?
— На что? Я ж ему нужна. Потом прогонит. Или продаст кому-нибудь. Подарит, на худой конец. Вот бы подарил тебе!.. Возьми меня к себе, а? Я ничего плохого не сделаю ни тебе, ни Ирине Генриховне. Еще сами спасибо скажете…
— Ты же человек, а не чья-то вещь!
— Вот ты это понимаешь. Еще один аргумент в твою пользу.
— А разве он не понимает? Мне казалось…
— Мне тоже иногда кажется. Но чем дальше, тем все реже. Ладно, оставим эту грустную тему.
— И вернемся к еще более грустной…
22
Александр Александрович, заслуженный летчик-испытатель, Герой Советского Союза и прочая, и прочая, выглядел на удивление бодро.