«Что-то ты, Турецкий, в последнее время стал частенько похваливать их, это тебе не кажется странным? Уж не стареешь ли?» Ну что можно было всерьез ответить? А ничего, разве что пошутить, типа «не дождетесь!».
26
— Что ты им сказал такое, что их всех перекосило? — неожиданно спросила Вера, когда Турецкий уже заруливал во двор ее дома.
Она всю дорогу молчала, глядя прямо перед собой, и не удивилась даже, когда Турецкий не стал высаживать ее у метро, а привез прямо к подъезду.
— А что, было здорово заметно?
— У-у, как зашуршали! Чего сказал да почему? И кого имел в виду? Народец-то любознательный.
— Скажи пожалуйста… А я ничего и не имел. Сказал, что думал, и все. Взбаламутил, значит?
— Ну, раз Сема к тебе подошел…
— Я смотрю, ты все про них знаешь?
— Так ведь я вижу и слышу. Это они на меня не обращают внимания. И правильно делают. Кто обращает внимание на прислугу?
— Какая ж ты прислуга?
— Слушай, ты, кажется, только что всех уверял, будто у тебя срочная работа! Или врал? А разгадывать загадки у меня сейчас, после всего, нет ни малейшего желания, честное слово. У тебя какие планы?
— По правде говоря, если ты не в настроении, что я отлично понимаю, подниматься к тебе специально у меня нет острой необходимости. Но одну магнитофонную запись я хотел бы попросить все-таки тебя послушать, а потом кое-что прокомментировать. Если, конечно, не возражаешь. Магнитофон у меня здесь есть. Так что, если желаешь…
— Это долго?
— Ну, если выборочно… минут двадцать. Или меньше.
— Тогда давай поднимемся. Забирай кассету и — пошли.
— Верно, на бегу только кошки…
— Чего сказал? — обернулась она к нему, выходя из машины.
— Пустяки, это я так… себе.
— Я вот все наблюдаю, много ты о себе понимаешь.
— Разве плохо?
— Кому как…
Войдя в квартиру, сразу сказала:
— Помой руки, положено. И включай свою музыку.
— А ты сделай мне пока чашечку кофе…
Он сунул кассету в Верин магнитофон, включил, услышал первые фразы и выключил. Все нормально, запись хорошая. И ушел на кухню, откуда уже донесся замечательный аромат. Следить за реакцией слушательницы он не собирался. Она сама скажет, что думает. А прослушивать снова откровения сопливой шлюшки не хотелось. Что он и сообщил Вере.
Турецкий стал пить кофе, а Вера ушла в комнату и закрыла за собой дверь. Но когда она минут двадцать спустя вернулась на кухню и кинула на стол кассетку, Турецкий даже подивился каменно-спокойному выражению ее лица.
— Ты видел эту сучонку?
— Нет, с ней беседовал мой… сотрудник.
— Да-а… работка у вас… Так о чем ты хотел меня спросить? Небось о мальчиках? Я, кажется, тебе уже рассказывала о похожем случае. Со мной. Тебя конкретно этот случай интересует?
Турецкий искренне восхитился:
— Это тебе, девочка, надо следователем работать! Ну в самую точку! А я подумал, что объяснять придется, ставить в неловкое положение…
— А чего неловкого? — пожала она плечами. — Это не мне, а им было очень неловко. И больно — тоже. Но, смотрю, на пользу не пошло… Ладно, расскажу, только без этих… подробностей… — Она презрительно кивнула на кассету. — Или тебе надо тоже записать?
— Острой необходимости нет, если ты согласишься, когда возникнет нужда, повторить.