Лязг засовов, скрежет металла разрезает тишину, приоткрывается дверь. Для нас, арестантов, она никогда не открывается нараспашку. Только наполовину — так, что может войти и выйти всего один человек. К нам пополнение. В камеру заходит молодой, очень полный парень. «Арчил», — представляется он. Опять убийства, разбой, нападение на инкассаторов. Арчил и товарищи напали на инкассаторскую машину, которая собирала выручку в супермаркете «Копейка». Нападение не удалось, завязалась перестрелка, в которой был убит инкассатор. А инкассаторы ранили одного из нападавших, который в дороге умер. Погоня в стиле боевиков. За рулем девятой модели «жигулей» товарищ Арчила, милиционер. Под Рязанью их останавливает ГАИ. Водитель девятки показывает служебное удостоверение, вроде бы все в порядке. Но в последний момент гаишник замечает руку, торчащую из багажника. Немая сцена. Девятка срывается с места. Опять стрельба, опять погоня. Арчил прятался в стоге сена, покрытого снегом. Нашли его по следам и жестко приняли. В камере он сокрушается и сожалеет. «Почему мы от трупа не избавились по дороге?» — задает он сам себе риторический вопрос…
Арчил жизнерадостен и обаятелен. Анекдоты сыплются из него как из рога изобилия. Шутки, смех и веселье наполняют камеру, хотя мне совсем не до смеха. Телевизор ни на секунду не переключается с канала МТВ. Мне хочется тишины и уединения, хочется побыть одному, наедине с собой. Это было мое второе самое главное желание, которое я пронес через все эти годы. Первое желание — это, естественно, желание свободы…
Несмотря на излишний вес, Арчил постоянно в движении. Он убирает камеру, готовит, делает салат, ловко разрезая овощи ножом из плексигласа. Это ноу-хау местной администрации, гениальное изобретение. В каждую камеру официально дается кусок пластмассы, который остро затачивается ножницами. Получается некое подобие ножа, который хорошо режет хлеб, овощи, колбасу. Могут ведь идти навстречу людям, когда хотят. В других тюрьмах такой роскоши нет. В передачах принимают сало, колбасу и прочие деликатесы. Резать нечем — хоть пальцем это делай. Вот и идут зэки на всякие хитрости, делая заточки из подручных средств. Но это уже запрещенный предмет, за хранение которого грозит изолятор. Милиция знает, что в камерах есть заточки, но не знает сколько. Вот и получается — зэки прячут, надзиратели ищут. И все при деле. Полный идиотизм!
Арчил живет в нашей камере около недели, потом его куда-то уводят. Через несколько минут мы слышим, как гремит дверь камеры на нашем этаже. Тюрьма находится в постоянном движении. Меняются лица, меняются камеры. Людей постоянно переводят из камеры в камеру. Можно прожить в одной камере неделю, а можно и два месяца. Видимой системы в этом нет. Я по нескольку раз встречался с людьми, с которыми раньше сидел в других камерах. Первое время меня переводили из камеры в камеру гораздо чаще. Видимо, изучали. Позже, когда я стал им понятен, оставили в покое, но при этом тщательно следили, чтобы не было слишком хорошо. Как только ты привыкаешь к людям, сближаешься с ними, как только тебе становится комфортно, тут же следует перевод. Я пересидел во многих камерах этой тюрьмы со многими ее обитателями. Некоторых людей ты никогда не видел лично, но знаешь заочно. Сидел с теми, кто сидел с ними…
В камеру заводят загорелого человека, среднего роста и спортивного телосложения. Очевидно, что незнакомец только что приехал с отдыха. Мы знакомимся. С удивлением узнаем, что Андрей сидит уже два года, которые провел в испанской тюрьме. Оттуда его привезли на обычном пассажирском рейсовом самолете в наручниках и в сопровождении охраны. Его выдала Испания по договору с Россией об экстрадиции. Он рассказывает нам чудесные истории о той самой тюрьме, где он так загорел. Мне хочется в Испанию…