Заложник. История менеджера ЮКОСа

Я захожу в маленькую комнату и вижу своих родных. У меня кружится голова. Все происходит как во сне. Вижу жену и сына, выросшего и отвыкшего от меня за эти за три года. Ребенок стесняется и, не зная, как себя вести, неловко обнимает меня. Я с трудом сдерживаю слезы. Я не хочу, чтобы они знали, как мне здесь плохо, не хочу их расстраивать, пытаюсь улыбаться и шутить. В комнате стоят железные кровати, на которые для удобства родственников предусмотрительно положены деревянные щиты. Матрас, одеяло, подушки. Мы застилаем кровати привезенным женой постельным бельем и разбираем сумки. Я смотрю на продукты, о которых и не мечтал, вкус которых совершенно забыл. На свидание можно привозить все — кроме алкоголя и наркотиков. Сырое мясо, картошку, все без ограничений. Мне совсем не хочется есть, я принимаю лекарства, пью чай, ложусь на кровать и проваливаюсь в сон. Проснувшись, я быстро прихожу в себя. Мы сидим, пьем чай и разговариваем. Я иду в грязный душ, где тщательно моюсь и перестирываю все свои вещи. Несколько дней вне стен карантина — редкая возможность отдышаться и набраться сил. Мой сын ни на минуту не отходит от меня, с детской искренностью и непосредственностью целует меня и обнимает. Он напрягается изо всех сил, пытаясь сдержать набежавшие слезы…

Два дня пролетают как один миг. Приближается час расставания. Это очень больно. У меня была мысль вообще отказаться от длительных свиданий, чтобы не испытывать эту боль вновь и вновь. За несколько дней общения с родственниками ты забываешь о том, где находишься, что тебя ждет там. В момент прощания ты вспоминаешь все. Расставаться не хочется, но надо идти.

Денис не выдерживает и начинает плакать. Он не хочет уезжать и, пытаясь сформулировать свои чувства, приобнимает меня и произносит: «Папа, мне без тебя скучно». От этих слов у меня будто сердце останавливается. Надо идти. Мы прощаемся. Меня ждет маршировка, Дениса — школа, жену — работа. Я ухожу. Опять обыск. Меня тщательно досматривают и отпускают в отряд.

* * *

Уклад жизни в каждой колонии определяется не законом, а степенью самодурства начальника и его окружения. Рамки закона не только позволяют, но и обязывают администрацию сделать жизнь зэка вполне сносной. Но закрытостьсистемы, отсутствие реального, а не бутафорского контроля со стороны общественности,круговая порука порождают вседозволенность и безнаказанность. В результате все упираетсяв личностный фактор. За годы заточения мнедовелось бывать вовполне пристойных комнатах свиданий. Но там не пропускали лекарства ине давали звонить. В колонии строгого режима в Мелехово можнобыло спокойно оформить подписку на журналы или получать их впосылках и передачах. Но в той же Владимирской области, вколонии общего режима в городе Покров, работница комнаты свиданий, лютоненавидимая всеми осужденными, билась в истерике и вырывала картинки изполученного мною в посылке журнала «Men’s Health». В том жеПокрове строго-настрогозапрещалось передавать любимый мною мед,который в Мелеховоспокойно пропускали в неограниченных количествах.

Глава 22

Назад в будущее