Читаем Заложник. История менеджера ЮКОСа полностью

Благодаря доблести и отваге сотрудников ДРО я под конвоем был доставлен на допрос в Технический переулок точно к назначенному времени. Иными словами, я был банально похищен сотрудниками милиции. Меня привозят в здание Генпрокуратуры, мы поднимаемся на четвертый этаж. Заходим в кабинет, мелькают незнакомые лица. Позже я узнаю их фамилии – Каримов, Хатыпов, Алышев, Русанова, Ганиев… Я отказываюсь от услуг адвоката, мне вручают постановление на обыск квартиры, куда мы едем всей толпой. Дома никого нет. Приглашаем понятых. Я звоню близкому другу Леониду и прошу срочно приехать. Искали везде. Перевернули все, вскрыли потолки в ванной комнате, облазили все шкафы, залезали под ванну, рылись в вещах. Что искали – не знаю. Думаю, они сами не знали, что ищут. У меня ничего не пропало. После обыска мы возвращаемся в Генеральную прокуратуру. Опять допрос – беседа без адвоката, от услуг которого я отказываюсь. Мне вручают постановление о задержании. Следователь Хатыпов любезно разрешает позвонить жене и сообщить об аресте. Время около двенадцати ночи.

Я выдавливаю из себя слова:

«Ира, меня арестовали».

«Хорош прикалываться!» – не верит она мне.

«Да точно арестовали», – продолжаю настаивать я, понимая, что и сам не верю собственным словам.

Даю трубку следователю.

«Следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам Хатыпов», – представляется он.

Жена не верит, и я слышу на другом конце:

«Леня, хорош меня разыгрывать».

Она приняла следователя за моего близкого друга, но уловив холодные нотки в голосе, поняла, что это серьезно. Ощущение розыгрыша, чьей-то злой шутки долго не покидало меня. Мне казалось, что вот-вот откроются двери, все закончится и я вернусь к привычной жизни. Но все растянулось на долгие годы…

Начало первого ночи. Из Генеральной прокуратуры меня везут на Большую Пионерскую улицу в ДРО. Любопытная деталь, резанувшая слух: сотрудники этого загадочного департамента представлялись вымышленными именами и фамилиями. Мне предлагают выбор. Ехать в ИВС (изолятор временного содержания) или остаться в здании ДРО и ждать какого-то генерала, который будет меня допрашивать и решать вопрос о целесообразности моего задержания. Хватаясь за спасительную соломинку, я выбираю последний вариант. Если посмотреть документы, то с момента моего задержания в 23:50 16 декабря до 15:00 17 декабря, когда меня «оприходовали» в ИВС, меня нигде нет…

Я сижу в коридоре, устроившись в видавшем виды кресле, и пытаюсь осмыслить происходящее. Рядом сидят трое моих охранников – молодые милиционеры. Из кабинета выходит пьяный высокий человек в штатском. «А почему у нас арестованные без наручников сидят?» – заплетающимся языком говорит он и вплотную подходит ко мне. Я спокойно встаю, смотрю ему в глаза. Он выше меня сантиметров на пятнадцать, где-то под метр девяносто. Меня накрывает запах перегара. Взявшись за воротник моей куртки, он резко стягивает ее мне за спину – так, что мои руки становятся будто скованы. «Если он меня ударит, заеду ему в ответ с ноги», – думаю я и продолжаю спокойно стоять. Я встаю поудобнее, полубоком, шире расставляю ноги. Он чувствует мой настрой и мешкает. Понимая, что запахло жареным, один из охранников бежит за каким-то старшим товарищем, и они уводят этого подонка. Наутро один из сотрудников этого заведения, представлявшийся мне Василием (хотя коллеги почему-то называют его Александром), будет извиняться за этот инцидент…

Видимо, во избежание подобных ситуаций (кто знает, много ли у них там пьяных отморозков по кабинетам сидит?) меня проводят в кабинет местного руководства. Кабинет № 3. Небольшая приемная на два кабинета. Начальник и заместитель начальника восьмого управления. Полковник Флоринский и подполковник Зелепущенков, в кабинете которого я и проведу остаток ночи. Здесь же сидят мои сторожа, не спускающие с меня глаз. Ночью заходит еще один товарищ в штатском, интересуясь моей жизнью. Сообщает, что скоро приедет генерал и все решит. Генерал явно не торопится. Слышу какой-то шум, суету, топот, хлопанье дверьми. Явно приехал этот товарищ. В кабинет заходит обычного вида человек среднего роста, здоровается. Сторожа уходят, и мы остаемся одни. Вошедший представляется руководителем бригады, осуществляющей оперативное сопровождение процесса. Он торжественно сообщает свое звание и показывает мне удостоверение. Делает он это очень странно: не выпускает документ из рук, закрывая фамилию мизинцем. На фотографии я действительно вижу человека в форме генерал-майора. Это не официальный допрос, а беседа. Мне он настоятельно советует признаться во всем. Не понимая, в чем я должен признаваться, я смотрю на него как на сумасшедшего.

«Да ты не знаешь, что у нас на тебя есть!» – произносит он, извлекая из портфеля какой-то лист. Лист оказывается резюме, ранее разосланным мной в кадровые агентства.

«Точно сумасшедший», – думаю я.

«Ты нас не интересуешь, – продолжает этот тип. – Дай показания на Брудно, Лебедева, Ходорковского и иди домой, живи спокойно. Надо только признаться».

Я действительно не понимаю, в чем я должен признаться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное