Читаем Заложник. История менеджера ЮКОСа полностью

Миша негодует от такой несправедливости и не понимает, о чем идет речь. Выясняется, что до оперативников дошла история, рассказанная им кому-то за чашкой чая во время разграбления его посылки. Большой знаток истории нуждался в слушателях. Без какой-либо задней мысли Миша рассказывал осужденным, открывшим от удивления рты, историю о герое Советского Союза, прославленном летчике Девятаеве. Попав в плен к фашистам, летчик сумел захватить вражеский самолет и сбежать из концлагеря.

История производит должное впечатление на всех, включая оперативников. Наличие Миши в отряде стали проверять каждые два часа круглые сутки.

Он тяжело болеет, очень нервничает и иногда срывается. Врачи над ним явно издеваются, прописывая азалептин, от которого он стоя засыпает. Запрет на сон и отдых на шконке для него пытка.

Я засыпаю на ходу без всякого азалептина. Спать я хочу всегда и везде. Но когда я добираюсь до шконки, я долго не могу уснуть. Ничего не меняет переезд на новое спальное место. Очевидно, по согласованию с оперотделом меня переселяют на нижнюю шконку, поближе к Роме Е. Так ему будет сподручнее наблюдать за мной. Я по-прежнему часто просыпаюсь ночами и вслушиваюсь в бормотание, вскрики, всхлипы и стоны окружающих. Сон многих осужденных отнюдь не безмятежен и, судя по крикам во сне, сопровождается кошмарами. Но некоторые спят спокойно и сладко. Мой сосед Рома относится к их числу.

Каждое утро, просыпаясь, зэки здороваются за руку и желают друг другу доброго утра. Не понимая этой традиции, я категорически прошу окружающих доброго утра мне не желать. В моем понимании, доброго утра в этих стенах не может быть по определению. По крайней мере у меня. В минуты отчаяния, засыпая, я порой просил судьбу о том, чтобы не просыпаться…

* * *

Я начинаю адаптироваться и приспосабливаться. Предновогодний визит в ларек приносит очередное разочарование. Имеющиеся на счете деньги надо умудриться потратить. После приобретения товаров по завышенным ценам, разрешенные две тысячи моментально испаряются. Я покупаю необходимые Зуеву сигареты, чай, сладкое, вафельный тортик, который приберегу на Новый год. Оставшихся денег хватает на несколько банок консервов – рыба, шпроты, кукуруза, зеленый горошек. Здесь ассортимент не такой, как в московской тюрьме, но все же можно разгуляться. В следующий месяц у Зуева на счете появятся деньги, присланные моими друзьями и родственниками, и мы покинем убогий магазинчик с сумками, набитыми до отказа всякой всячиной.

Глава 26

Новый год

На новогодние праздники закрывается промка, и у меня появляется несколько выходных, которые я, как всегда, стараюсь проводить с пользой. Спорт и книги – вот мои настоящие друзья.

Размеренную жизнь омрачает череда предновогодних шмонов. Массовые обыски идут по всей зоне, не обходят они стороной и наш отряд. В одно прекрасное утро нас дружно выводят в клуб, а в барак заваливается толпа людей в военной форме. По возвращении мы видим следы погрома. Перевернутые постели, открытые баулы с перерытыми вещами, выброшенные из тумбочек вещи… Не смертельно, но неприятно. Мы с Зуевым долго наводим порядок. Сегодня Новый год! Нам разрешат смотреть телевизор до пяти утра, можно не идти в столовую на завтрак, а главное – можно спать до девяти! Я распланировал свой праздник. «Посидим, покушаем, встретим Новый год – и спать! Хоть высплюсь раз в год!» – мечтаю я.

Между сдвинутыми двухъярусными кроватями остается небольшой проход – проходняк, где стоят тумбочки арестантов. Это личное пространство зэков, где протекает значительная часть их жизни. У себя в проходняке мы устраиваем импровизированный праздничный стол. На сдвинутых стульях появляются закуски и салаты, заботливо приготовленные Зуевым из продуктов, полученных мной в передаче. Ждет своего часа тортик и конфеты. За короткое время в отряде я обзавожусь знакомыми, и мы получаем многочисленные приглашения зайти в гости в проходняк и поговорить за жизнь. Я тоже приглашаю людей, которые не упускают шанса этим воспользоваться. К нам в гости приходит Миша К. и Коля М., новый приятель Зуева по швейному цеху.

Коля – наглухо отмороженный товарищ. Отрубил топором голову своему соседу-собутыльнику. Однажды поссорившись, пошел к нему мириться. Тот ни в какую. Пришлось брать в руки топор. Но, несмотря на содеянное, он открыт, искренен и непосредственен как ребенок. В такой веселенькой компании я встречаю Новый, 2008 год. В полночь, услышав из ПВРки (помещения воспитательной работы) крики «Ура», мы встаем, дружно чокаемся кружками с чаем и желаем друг другу скорейшего освобождения. Я закрываю глаза и уже в четвертый раз – тихо, чтобы никто не слышал, – произношу свое заклинание: «Господи, сделай так, чтобы этот Новый год был у меня последним в этих местах». Тогда я не знал, что мое заклинание сработает лишь на седьмой раз…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное