Заложник. История менеджера ЮКОСа

Я представляюсь, называю статью и срок. У меня редкая для этих мест статья и большой для общего режима срок – восемь с половиной лет. Держа в руках мое необъятное личное дело, неизвестный любопытствует:

«А что это за статья – 160?»

«Хищение», – неохотно отвечаю я.

«Наверное, много похитил, раз дело такое большое», – развивает свою мысль надзиратель.

Не склонный к каким-либо дискуссиям, я неопределенно отвечаю:

«Наверное…»

«Так кто ты по жизни?» – потрясая дубиной, настойчиво продолжает интересоваться надзиратель.

Я знаю, что стоит сказать что-нибудь не то (например, что ты порядочный арестант), как на тебя обрушится град ударов. Если тюремщики переусердствуют, то составят акт о том, что я упал с лестницы или сам напал на них, а они оборонялись, и десяток прикормленных сук с радостью подтвердят и подпишутся под каждым их словом.

«Мужик», – отвечаю я, что соответствует действительности в моей тюремной жизни.

Ответ его устраивает, и меня заводят в помещение для обыска и приема этапов. Большая комната выложена кафельной плиткой. До меня привезли несколько осужденных, и я вижу здоровых голых мужиков, стоящих на растяжке – вплотную лицом к стене, с поднятыми руками. Ладони вывернуты наружу, а ноги широко расставлены. Стоять в такой позе неудобно, хочется сдвинуть ноги. Я вижу человека в гражданской одежде с резиновой дубинкой в руках, который тщательно следит за тем, чтобы осужденные испытывали неудобства. Он щедро осыпает их ударами. Никита Крашанов – завхоз карантина, в прошлом бывший блатной, смотрящий за одной из колоний общего режима Калужской области. Ему здесь хорошо, и он, наверное, не чувствует себя зэком. Несколько сотрудников с погонами на плечах увлеченно роются в вещах осужденных. Содержимое баулов вытряхивается на парты, падает на пол и разлетается в разные стороны. Я не миную участи остальных и подробно изучаю кафельную плитку на стене. Широко раздвинув ноги и вскинув руки в стороны вверх ладонями наружу, я пытаюсь вслушаться в происходящее. Слышу треск баула и грохот высыпаемых вещей. Надзиратели особо не церемонятся с моим багажом.

«Да он дневники ведет!» – слышу я чей-то возмущенный голос за спиной. Они нашли тетрадь с моими записями, которую я не увижу больше никогда. В любых записях они видят угрозу своей личной безопасности и благополучию. Очевидно, ими движет подспудное опасение: а вдруг кто-нибудь узнает обо всех творимых ими пакостях и подлостях?

Обыск превращается в банальное воровство. Тюремщики не гнушаются ничем. У меня пропадает несколько шариковых ручек, витамины, майки, сигареты, крем для рук. Официально у меня изымается только спортивный костюм и кроссовки. Местные самодуры приравнивают полученную в посылке в Мелехово спортивную одежду к запрещенным предметам. Я с ужасом взираю на разбросанные и перевернутые вещи, перепутанные документы, любовно и аккуратно сложенные мной перед этапом. Кое-как я складываю свои вещи в баул и следую за завхозом карантина.

За дверью – баня, которую и душем-то назвать нельзя. Несколько кранов с горячей и холодной водой, пластмассовые тазики, которых не на всех хватает… Пользуясь случаем, я развожу в тазике теплую воду и обливаюсь. После чего вытираюсь полотенцем, одеваюсь и в сопровождении полузэка-полумилиционера Крашанова иду в помещение карантина. Прибывшие до меня осужденные уже там. Холл со стендами, небольшое спальное помещение человек на двадцать и комната для приема пищи – вот наш ареал обитания на ближайшую неделю. Я с облегчением узнаю, что осужденных держат здесь не больше недели, после чего распределяют по отрядам. Меня ждет еще один шмон, который с пристрастием, лучше всякого милиционера, проводит дневальный карантина, осужденный Мухин. Достойный сын уволенного сотрудника ГАИ, конченый наркоман, попавший в колонию за кражу. Он окажется честнее людей при погонах – на этот раз у меня ничего не пропадает, а только выпрашивается тюбик зубной пасты… Время убивается зарядкой, ежедневной маршировкой, постоянной уборкой и без того уже вылизанного помещения, заучиванием правил внутреннего распорядка и тупым сидением в комнате для приема пищи.