Кассета с записью песен Боба Марли, видимо, кончилась. Мятежники, должно быть, искали, что бы еще поставить.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Конни с тревогой в голосе.
— Я все это время думал о тебе.
— Ты, наверное, выходишь из себя от злости на меня?
— Я выхожу из себя от любви к тебе!
Он вздохнул и провел ладонью по волосам.
— Так или иначе, твое появление не удивляет меня, Конни. Я с самого первого дня подозревал, что ты способна отколоть что-нибудь подобное. Ради отца. Но я рассчитывал, что Полю удастся засадить тебя в самолет.
— Ник, я никогда не просила тебя делать то, что ты сделал.
Ник потянул цепь, но он не мог приблизиться к окну настолько, чтобы суметь вытереть ее слезы.
— Конни, не плачь! Вспомни, обувной крем на лице!
Она рассмеялась:
— Я уверена, что после этого крема мое лицо покроется прыщами.
— Я и прыщавую буду тебя любить!
— Мы с тобой еще можем шутить!
Он засмеялся, выпустил ее руку, но тут же снова отыскал ее.
— А быть заложником не так уж и плохо, если рядом ты!
— Ты самый храбрый в мире мужчина, Ник!
— Тебе нужно идти! Что бы там ни задумал Поль, я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. В этом весь смысл!
— Весь смысл в том, чтобы спасти одного дурака, которого я люблю. Я умоляла, просила, требовала, торговалась так долго, что теперь хочу только действовать.
— Я против!
— Ты не в том положении, чтобы спорить!
— Конни!
— Тише!
Звуки музыки стали громче: значит, дверь в бункер отворилась. Ник выпустил ее руку и сел у перевернутого ведра, на котором он недавно писал свое прощальное письмо. Он увидел на листке ее имя, написанное дважды. Единственное, чего он желал, так это, чтобы она побыстрее скрылась в джунглях.
Он не слышал ее шагов, потому что солдаты сильно шумели, и не знал, ушла ли она или по глупости осталась у стены. Сердце у него бешено колотилось и заглушало все остальные звуки. Но если они обнаружат ее, его сердце не сможет заглушить выстрел. Он потянулся к лопате.
Дверь распахнулась. Оплывшая уже свеча высветила стоящего в дверном проеме солдата:
— Выходи!
Ладони Ника стали липкими от пота. Конни не ушла. Он знал это шестым чувством. Она была не более, чем в нескольких футах от него, по другую сторону стены. Если они поведут его за сарай, чтобы там расстрелять, то обнаружат ее. Нужно увести их в другую сторону, даже если для этого ему придется бежать. Получить пулю в спину — не очень-то завидная участь, но если это необходимо, чтобы увести солдат подальше от Конни, он согласен на эту участь.
— Куда вы меня ведете? — громко спросил он специально для Конни по-английски.
Он не успел повторить вопрос по-лампурски, как получил ответ на сносном английском:
— В бункер.
Подальше от сарая, подальше от Конни! Ник удовлетворенно кивнул.
Глава 11
Мятежники выключили магнитофон, чтобы выслушать передаваемое на коротких волнах очередное радиосообщение. Посол Уиткрафт делал заявление перед немногочисленными журналистами, прибывшими освещать события на Лампуре. Солдат, немного понимавший по-английски, был смущен тем, что не мог перевести заявление своим товарищам. Он подтолкнул Ника к приемнику.
— Переведи, что он говорит. Ну, давай же, пес империализма!
Ник выпрямился во весь рост:
— Извините меня, но империалистами мы были давным-давно, когда вы еще не знали и смысла этого слова.
Солдат сплюнул на пол.
— Сейчас мы должны были б сражаться в городе вместо того, чтоб сторожить тебя здесь, пес!
— Жаждите крови?
Он видел кровь. Впервые он увидел мертвое тело на обочине дороги три года назад. Этот вид мертвого тела на дорожной обочине и задержал его в Лампуре. Дипломатия — нужное дело, проблемы следует решать, а не скрывать их, сглаживая красивыми фразами.
Ник перевел суть заявления Уиткрафта.
— Посол сообщает журналистам, что ваш премьер сел в самолет и отбыл в неизвестном направлении. Власть перешла к народу. Вы победили.
Солдаты радостно закричали и громко заговорили, но солдат, немного говоривший по-английски, сказал сердито:
— Обман!
— Посол не станет обманывать! — возразил Ник.
— А ты, англичанин?
Ник скрипнул зубами. Вдруг Поль решит сейчас предпринять внезапное нападение, и они с Конни напорются на возбужденных и хорошо вооруженных солдат?
— Если я лгу, вы расстреляете меня утром или же после того, как полковник выступит по радио с опровержением.
— Лучше уж это мы сделаем сейчас и отправимся в Лампура-Сити сражаться!
Слова солдата вызвали радостное оживление среди его соратников. Ник схватил бутылку коа-поры, налил себе полный стакан.
— Тост, — сказал он. — Я пью в знак дружественных чувств и искреннего желания Великобритании сотрудничать с любым правительством Лампуры, защищающим интересы народа, джентльмены! Я поздравляю вас с победой!
Для Ника, мысли которого были заняты тем, как удержать любимую женщину и ее бывшего мужа от преждевременной попытки ворваться в бункер, это была выдающаяся, хотя и несколько сумбурная речь.
Вытащив из своих карманов все лампурские деньги, какие только у него были, он бросил их на стол:
— Выпьем за мир!