Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Горечь несбывшихся намерений, обида на успех соперников – удел слабых людей, ибо нет ничего более неразумного и бессмысленного, чем сожаление о прошлом. Я принадлежу к тем, кто не жалеет и не оплакивает своего прошлого, ибо дело это безрассудное и бесполезное. Какой смысл переживать по поводу того, что нельзя изменить и нельзя повторить?

Обычно интерес журналистов вызывал и вызывает вопрос о том, не обидно ли после продолжительной активной политической жизни оказаться на обочине и не у дел. Об обочине и где она располагается в жизни человека можно поразмышлять отдельно, а вот что касается того, что люди, обладающие немалым опытом, в том числе и особо ценным опытом неудач, поражений, оказываются не у дел, то здесь и вовсе обижаться не резон. Ибо всем хорошо известна антилогика всей нашей общественной и государственной жизни со времени 1917 года, в которой и до сих пор мало что изменилось. На каждом этапе тех или других перемен на верхнем этаже власти менялся караул: уходили одни, их заменяли другие, методы же замены и отношения между ними никогда не подчинялись здравому смыслу и никогда не были ни гуманными, ни нравственными. Чего жалеть, если еще свежи в памяти те времена, когда отношение к ушедшим было куда более суровым и трагичным.

К тому же, признаюсь читателю, немало помогает та закалка, которую прошли мы, члены исполнительной власти, в 1990 и 1991 годах, на этапе так называемого демократического ликбеза – ликвидации демократической безграмотности, когда набирал опыт и законодательно утверждался новый Верховный Совет СССР. Все из состава министров последнего правительства СССР и странного кабинета министров при Президенте СССР прошли суровые испытания на прочность. По 2–3 месяца в первом составе и до 7 месяцев во втором шло утверждение, на котором упражнялась первая демократическая законодательная власть СССР. Эти отношения в условиях, когда рушился Союз и разваливалось народное хозяйство, не были ни цивилизованными, ни целесообразными по отношению к тем, кто составлял исполнительную власть. О каких обидах можно теперь говорить – это была суровая школа жизни, она закалила и многому научила тех, кто ее проходил. Поистине прав был великий мудрец Ф. М. Достоевский, заметивший: «Страдание-то и есть жизнь. И что бы она стоила без страданий». Мы действительно проходили в это время огонь, воду, но без медных труб: чего не было, того не было. Может быть, оттого и легче было уходить в отставку и покидать общественно-политическую арену, что из всех чувств, которые владели тогда уходящими, самым сильным было чувство облегчения.

Оспорю и тезис «не у дел», ибо считаю его особенно неубедительным. Только сегодня я могу сказать, что занят тем делом, к которому стремился всю жизнь, – пишу свою книгу, помогаю другим издавать нужные людям книги. Я получил наконец возможность подумать над тем, как прожил жизнь, разобраться в себе и своем времени. Конечно, я осознаю, что человек никогда не сможет полностью понять себя и свое время, ибо для этого просто мало одной короткой жизни, но стремление к этому делает жизнь интересной, осмысленной.

Среди известных испытаний, которые суждено бывает человеку пройти в жизни: испытание властью, славой, богатством, мы часто забываем еще одно – быть может, самое серьезное – испытание на неудачи, поражения. Сурово это испытание, ибо сопровождается крушением намерений и надежд, взглядов и представлений. Крутые перемены привычного образа жизни всегда сопровождаются неизбежными переживаниями. Страдает самолюбие, болезненно отзывается достоинство, обычно преувеличенное. Однако среди всех потрясений, вызывающих болезненные чувства и настроения, пожалуй, самыми горькими бывают те открытия, которые приходится делать в отношении к тебе со стороны тех, кто еще вчера был твоим соратником, единомышленником.

Здесь открывается много неожиданного, поучительного. Те, кого ты выбрал сам и выдвинул, сделав многое для их профессионального роста, нередко быстрее других стараются, одни сразу, иные лишь сохранив минимальные нормы приличия, занять по отношению к тебе определенную дистанцию, направив свои усилия на поиски других ориентиров и опекунов. Другие, которых ты не оценил и не слишком поддержал, как они того заслуживали, наоборот, оказываются ближе и внимательнее к тебе, и в их отношениях ты находишь участие и поддержку. Признаюсь, нет ничего более интересного, чем наблюдения за эволюцией в характерах, отношениях к тебе людей, после того как ты перестал быть для них лидером и исчезла зависимость от тебя.

Еще более любопытна переоценка своих собственных взглядов на то, что тебя окружало, заботило, наполняло до предела твою повседневную жизнь, делало тебя полностью зависимым от них. Происходят неожиданные открытия самого себя, забытых или вовсе не известных собственных качеств. Наедине с собой негоже казаться лучше, чем ты есть, и, не боясь осуждения, признаться читателю в том, чего не ожидал обнаружить в себе.