Заложник времени. Заметки. Размышления. Свидетельства

Всем известна расхожая истина: чем выше поднимаешься по должностной лестнице, тем круче, болезненнее твое падение вниз. Это верно, однако не во всем. Конечно, не безболезненны утраты того, что мы называем привилегиями людей, относящихся к правящей элите: персональная машина, загородная служебная дача, министерский кабинет, оснащенный всеми средствами связи… Против ожидания эти привилегии оказываются не столь значимыми в повседневной жизни. Да и плата за них – зависимость, особенно возросшая в последние годы, социальная уязвимость как представителя бюрократии, показанная лишь в образе врага, неимоверная физическая и нервная нагрузка – была слишком велика.

Не в оправдание, а ради справедливости замечу: привилегии исполнительной союзной власти как один из важных аргументов в политической борьбе при внимательном рассмотрении оказались в глазах общественного мнения явно преувеличенными. Заработная плата председателя Государственного комитета СССР составляла 700 рублей и только в 1990 году была увеличена до 900 рублей. Увеличение же министрам заработной платы, о чем много в свое время говорилось, в результате инфляции до 1700 рублей было сделано лишь в середине 1991 года, но многие из только числившихся в министрах СССР, но не утвержденных Верховным Советом смогли воспользоваться этой оплатой лишь в последние 2–3 месяца существования так называемого кабинета министров.

Служебные дачи в последние годы оплачивались персонально каждым живущим. Не выдержали испытания временем и заметно поблекли министерские привилегии последнего правительства СССР, когда в последний год пребывания в дачном поселке возникло любопытное сосуществование на одной территории проживающих министров с руководителями крупных кооперативов, акционерных обществ, совместных предприятий. Возникло оно в интересах финансовой поддержки обедневшего Совмина СССР, когда Управление делами стало сдавать дачи в аренду коммерческим структурам. В течение непродолжительного времени дачи новых хозяев оказались окруженными плотными рядами «вольво», «мерседесов», «тойот», а министерские заказы в столовой дачного поселка в выходные дни, в сравнении с заказами новых хозяев дач, напоминали больше обеды для неимущих в домах общественного призрения. Все это, разумеется, только частности, детали, свидетельства того, что привилегии, имеющие все основания для их осуждения при бедности главных тружеников страны, служили определенным целям в острой борьбе за власть. И о них сразу же забыли, как только цель была достигнута. К тому же стало очевидным, что «демократы», пришедшие к власти, имеют куда большую склонность к привилегиям, чем свергнутые ими консерваторы.

Привилегии привилегиям рознь. Китайская мудрость гласит: «Мудрый человек требует всего только от себя, ничтожный же человек требует всего от других». В личном восприятии привилегии, которыми ты пользовался не один год, очень скоро становятся малостоящими в сравнении с тем, что приобретаешь, оказавшись не в обойме власти. И когда внимательно и неторопливо начинаешь оценивать свои приобретения, то они оказываются не столь уж малыми.

Прежде всего ты перестаешь кому-либо служить и от кого-либо зависеть, как прежде, занимая высокую должность. Конечно, все в мире относительно, относительна и твоя независимость, но чувство освобождения от чиновничьей, гнетущей системы подчинения и послушания становится преобладающим в настроении, и оно многого стоит. К тому же поездки в метро вместо персонального автомобиля и воскресные прогулки по набережной Москвы-реки, как у всех обычных людей, вместо служебной загородной дачи хотя и приносят неудобства, но не подавляют достоинства, а даже укрепляют его, ибо ты становишься равным другим, живущим рядом с тобой, а значит, и полноправным, свободным гражданином, и совесть твоя оказывается ничем не угнетена. «Довольство и бедность, – замечает философ прошлого Монтень, – зависят от представления, которое мы имеем о них: сходным образом и богатство, равно как и слава, и здоровье прекрасны и привлекательны лишь настолько, насколько таковыми находят их те, кто пользуется ими».

Свобода, которую ты обретаешь, тоже относительна, ибо полная свобода – всего лишь иллюзия. Но свобода как внутреннее твое состояние становится несомненной, и ты ее ощущаешь при всей твоей зависимости от несчастий и тягот современной жизни, от унижения Отечества, дороже которого у тебя ничего нет. Свободен, ибо теперь выбираешь дело, которое тебе по душе, и служишь только ему. Достижимым наконец становится и то, к чему ты стремился всю жизнь, – делать только то, что интересно тебе и полезно другим. Свободен и в том смысле, что обретаешь самую большую привилегию – быть самим собой, – которую ты отстаивал всю жизнь ценой тяжелых потерь, вынужденный поступаться своими взглядами, позицией, а эти утраты наиболее болезненны по своим последствиям.