Заложники

— Нормальная комнатка, только вот инвентаря маловато, — сказал он.

— Мне хватает, — заверила Довиле. — Кровать, стол, шкаф, стулья, что еще нужно?

— Ничего, разживешься со временем. Все так начинают.

— Конечно. Ну, как живешь, Пятрас? — спросила Довиле.

— Не видишь разве, болтаюсь под дождем, как бездомный пес, — пожаловался Жичкус.

— Разве ты не сам выбрал это занятие?

— Сам.

— Тогда чего же плачешься?

— Я не плачусь. К слову пришлось. — Жичкус покосился на окно, помолчал и сказал: — Но ведь нужно было кому-то согласиться и на эту работу!

— С какой стати именно тебе? — удивилась Довиле. — Ведь для того, чтобы таскать ружье, среднее образование не требуется!

Милиционер Жичкус горько усмехнулся.

— А Шарунас Латакас? Разве он безграмотный? — спросил Пятрас, не сводя глаз с учительницы. — Тогда зачем ему потребовалось оружие?

Девушка вспыхнула и сердито набросилась на гостя:

— Дался тебе этот Шарунас! Я-то в чем виновата? По-моему, вы все с ума посходили!

— Вполне возможно, — согласился Жичкус.

В комнате воцарилась неуютная тишина. Плотно стиснув губы, Довиле барабанила пальцами по столу, а милиционер, расстегнув шинель, удобно развалился на стуле. Похоже было, что он собирается надолго задержаться здесь. Учительница украдкой поглядывала на бывшего одноклассника и думала: как же меняет людей форменная одежда! Даже увалень Пятрас казался в ней и стройнее, и выше.

— Вот ты точишь зуб на Шарунаса, а в школе, если не ошибаюсь, вы за одной партой сидели, неплохо ладили!

Жичкус криво усмехнулся:

— Откуда мне было знать, что у него на уме? Правда, кое о чем я догадывался, только доказательств не было. Это учитель английского их в это дело втянул! Понаслушался заокеанской болтовни и клюнул на удочку!

— Ты так думаешь?

— Это же ясно как день!

Довиле захотелось вызвать его на откровенность или, на худой конец, подразнить.

— Ты, конечно, уверен, что наши ребята ушли сражаться за дело богачей? Ведь так, кажется, пишут газеты, а для тебя печатное слово свято, — ехидно сказала девушка.

— Не преувеличивай! У меня самого голова на плечах, — вскинулся Пятрас. — Уж как-нибудь болтовню от правды отличить могу.

— Тогда скажи, что ты думаешь о наших товарищах, которые ушли в лес? — не отставала Довиле.

— Начнем с того, что они не наши товарищи. А уж за что они борются, вряд ли и сами толком знают. Зато глотку дерут: за свободную Литву, за свободную Литву! А за какую именно Литву? Если за такую, какой она была прежде, то мне этот вариант не подходит.

— А если не за такую?! За лучшую?! — перебила его учительница.

— За какую бы ни сражались, все равно у них ничего не выйдет! Кишка тонка! — хмуро возразил Жичкус. — Разве не смешно, что они пытаются одолеть силу, которая поставила на колени гитлеровскую Германию?!

— Может, они надеются на помощь со стороны?

— На чью же? Американцев?! Да для них Литва — пустой звук! Невыгодный бизнес!

— Да, трудно быть маленькими, — грустно сказала Довиле, уставившись в пол.

— Именно поэтому не следует еще больше ослаблять свой народ! Стреляют вслепую налево-направо! Дождутся, пока сами не схлопочут пулю, — желая закончить разговор, мрачно подытожил Пятрас Жичкус.

Довиле невольно поежилась и пристально посмотрела на гостя. Единственным се желанием было сейчас заставить его высказаться до конца.

— Не слыхал случайно, из наших ребят никто не погиб? — спросила она. — Скажи, ведь ты наверняка все знаешь!

— Кое-что знаю! — самодовольно ответил милиционер. — Что же касается твоего Шарунаса, можешь быть спокойна: он жив… пока. Правда, у него теперь другое имя, вернее, кличка — Папоротник. Сделал карьеру: стал вожаком бандитской шайки. Под его началом около двадцати мужиков.

Довиле вспыхнула, вскочила со стула, потом снова села.

— С чего это ты взял, что у меня только Шарунас на уме?! — выпалила она. — Ведь в леса подались четверо из нашего класса.

— Да, но из них ты любишь только одного, — жестко парировал Пятрас. — Не юли! Я это еще в школе заметил.

— Заблуждаешься, — покраснев еще больше, возразила Довиле. — Шарунас многим нравился, а мне — не больше, чем остальным, только и всего.

— Дай-то бог, — буркнул Жичкус и, помолчав, сказал: — А ведь не исключено, что он захочет тебя увидеть, что тогда? Им там в лесу сейчас несладко. Приходится заметать следы, так припекло.

Довиле сосредоточенно слушала.

— Школа ведь как на ладони видна. Он не решится, — сказала она наконец.

— Это ничего не доказывает. Ночью они смелеют. Кстати, ты не слыхала про Бородача, здешнего лесного атамана? — как бы между прочим поинтересовался милиционер.

— Ребята рассказывали. Один малыш не приготовил урок. Я его спросила, в чем дело. Покраснел, бедняжка, заикаться стал, но все-таки признался: оказывается, Бородач к ним приходил, заставил всех на колени встать, молитву прочитать.

— Погоди, дойдет и до тебя очередь, — пошутил Жичкус.

— Придется подзубрить молитву, все перезабыла, — в тон ему ответила Довиле.

— Чаще всего и божье слово не выручает, — заметил Жичкус.

— Что же тогда прикажешь делать? — подалась вперед девушка. — Придется тебе, Пятрас, защищать нас. Ведь ты при оружии.