— Я не знаю, Аслан в курсе этой операции или нет; — согласился Бараев (знать-то он, конечно, знал). — Но когда проводилась подготовка к этой операции, то Аслан, Шамиль там присутствовали… Шамиль выполнял указания Аслана. Эта операция была сверхзасекречена чисто Шамилем. А исполнители — там были выбраны те люди, которые не думают о возвращении домой. Они готовы погибнуть. В течение двух месяцев мы проводили набор, выбирали людей, которые готовы погибнуть. Потом их вывезли, каждому объяснили, подготовили. Я точно не знаю; Аслан в курсе или нет. Но если Шамиль его подчиненный, лично с ведома Шамиля… Шамиль сказал: «Аллах акбар! Идите!» После этого мы пошли сюда.[321]
Наставления террористы получали и от самого якобы не причастного к теракту Аслана Масхадова — правда, косвенно. Поздним вечером информационные агентства озвучили заявление представителя террористов Ахмада Закаева о том, что Масхадов призывает террористов Бараева к благоразумию и «предостерегает от поспешных шагов».[322]
Для осведомленных людей этого было вполне достаточно.То, что поведение террористов изменилось, заметили и заложники. «В зале явно наблюдалось смягчение режима контроля, — вспоминала Татьяна Попова. — Вдруг появились соки и минеральная вода от МЧС. До этого упаковки сока, раздаваемые нам, были большие, и, как говорили ребята, работавшие в буфете, довольствовались мы его запасами. Минеральной воды было очень мало, в основном давали „Пепси“ и „Фанту“, от которых пить хочется еще больше… А сейчас соки начали раздавать в маленьких пакетиках, упаковки с ними складывались в разных частях зала, и достались они всем».[323]
Это были те самые вода и сок, которые таскали журналисты «Новой газеты» и представители Красного Креста.«На второй день вечером нам сказали: „Хорошие новости. Завтра в десять часов приходит Казанцев. Все будет нормально. Они пошли на соглашение. Это нас устраивает. Ведите себя спокойно. Мы не звери. Мы вас не убьем, если вы будете сидеть смирно и спокойно“, — рассказывал артист Марат Абдарахимов. — В итоге все моментально расслабились, начали улыбаться, пить воду, и даже в туалет разрешили свободно ходить».[324]
Кое у кого из заложников, впрочем, эта проявляемая террористами доброта вызвала серьезные опасения. «В ночь перед штурмом чеченцы сказали: „Вот придет завтра в десять часов представитель президента, и вы все, может быть, останетесь живы“, — вспоминала студентка Татьяна Коплакова. — Но надо было видеть их глаза! Никто из нас не сомневался, что они нас все-таки взорвут…»[325]
Оперативный штаб тем временем готовился к штурму. Генерал Владимир Васильев в прямом эфире одного из федеральных каналов заявил о том, что прямая трансляция СМИ происходящего у захваченного здания может быть прекращена. «Не должно быть прямой трансляции с объекта, на котором находятся террористы, — сказал он, — тем более, из оперативного штаба. Мы сейчас в штабе намерены предпринять ряд шагов, и надеемся на понимание. Мы готовы работать, передавать информацию, но транслировать с места событий, в том числе действия спецслужб и правоохранительных органов, — неграмотно, непрофессионально».[326]
Тем временем спецназ и боевая техника начали постепенно подтягиваться к захваченному зданию. По-видимому, стоявшие в оцеплении военнослужащие внутренних войск расслабились — и упустили момент, когда один из родственников заложников рванулся к захваченному зданию. С поднятыми руками он вбежал внутрь здания и был остановлен террористом. Спустя несколько минут за ним пошел сотрудник спецслужб; все происходящее было настолько дико, что молодой лейтенант милиции даже развел руками перед журналистами:
— Теперь я даже уже и не знаю, как все это объяснить. Ходят как на Тверской.
Журналист «Известий» наблюдал в бинокль за происходящим в фойе театрального центра. «Оперативник пытается убедить мужчину вернуться назад, — рассказывал он. — Через стеклянные двери видно, как он силой пытается вывести его на улицу. Обезумевший от страха за ребенка отец сопротивляется. Эта потасовка явно надоедает боевикам, и оперативник возвращается обратно ни с чем».[327]
Террористы не поверили мужчине; приняв за лазутчика, они избили его, а потом привели в зал: если твой ребенок здесь, покажи его. «В зал завели мужчину в разодранном свитере, лысого, в летах, всего избитого, — вспоминала одна из заложниц. — Речь странная: то ли с акцентом, то ли передние зубы выбиты».[328]
Зал замер. «Его поставили на сцену, — вспоминала Татьяна Попова. — Выяснилось, что мужчина разыскивает сына. По-моему, он даже сказал, что тому восемнадцать лет и назвал имя. В руках у него был какой-то пакет с чем-то похожим на части детского конструктора».[329]— Кто его сын? Встань, тебе ничего не будет! — крикнул в зал Бараев.
Никто не встал.