В штаб постоянно шла информация о ходе операции. «Пока не закончили операцию, мы их даже не считали, — сказал впоследствии о террористах один из руководителей оперативного штаба. — Сотрудники докладывали, на каком направлении сколько ликвидировано. На одном направлении был один, потом три, четыре, на другом — десять, на третьем — двадцать два».[354]
Две террористки-смертницы оказались вне зала — они контролировали подступы к нему, и газ на них не подействовал. Они успели сомкнуть провода. Прогремевшие взрывы были слышны по всей округе — а ведь взорвалось только две бомбы из восемнадцати…
Из здания начали выводить заложников; к нему подъезжали машины «скорой помощи» и Службы спасения. Оперативный штаб не проинформировал никого о том, что штурм вот-вот начнется; ведь стоило известию об этом просочиться к журналистам, как тут же об этом узнали бы все — в том числе и террористы. Так произошло в свое время в Буденновске, где именно заблаговременное сосредоточение «скорых» стало для террористов предупреждением о штурме; теперь рисковать в оперативном штабе не решились, предпочтя установить жесткую информационную блокаду.
Однако и спасатели, и врачи «скорой» что-то почувствовали. Директор Московской Службы спасения Александр Шабилов дал команду спасателям из разных районов столицы выдвигаться к Дубровке. И, хотя спасатели готовились к работе на завалах, а не к спасению пострадавших от газа людей, они были на месте очень скоро.
«Мы прыгнули в машины и поехали. Причем до последнего момента мы так и не знали, чем все закончится, и только при подъезде к ДК получили команду сразу приступать к выносу пострадавших. Вздохнули с облегчением — значит, здание террористы все-таки не взорвали».[355]
Подъезжали и «скорые», но подъезды к ДК были забиты тяжелой техникой для разборки завалов — ведь в оперативном штабе готовились к самому худшему. Врач Николай Степченков, всего несколько часов назад выносивший из здания раненных террористами людей, впоследствии вспоминал:
«Возле Дома культуры образовалось целое скопление машин, пробка. „Скорой“ не пробиться. Тогда я кричу помощнику: „Хватай ящик с инструментами и побежали!“ Смотрим — на крыльце уже десятки бездыханных тел. Много пожилых, некоторые мертвые. А из театра выносят все новых и новых людей».[356]
«Первое, что бросилось в глаза, когда вбежали внутрь, — кровь, — вспоминал руководитель „Диггер-Спаса“ Вадим Михайлов. — На остатках выбитых стекол, на полу… И очень много людей — видимо, когда все это началось, они толпой бросились из здания. Кто-то сам выбирался из здания, кто-то стоял, кто-то сидел на полу. Но большая часть лежала вповалку. Девушка лет, наверное, 16–18 лежала прямо в проеме выбитого окна на первом этаже. Я ее подхватил: „Идти можешь?..“ Она попробовала было, но ноги отказали: шоковое состояние. Пока нес к „скорой“, обняла меня за шею, бормочет что-то, целует…»[357]
И врачи, и спасатели в сложившейся ситуации немного растерялись: все-таки они были гражданскими и «включиться» сразу в ситуацию не могли. Спецназовцы же не колебались, они знали, что делать. «Они разбивали стекла, давая доступ свежему воздуху, — вспоминал Александр Шабилов, — они же, в тяжелых своих доспехах — в бронежилетах, с оружием, — таскали людей. Каждый сотрудник „Альфы“ нес по одному человеку, а это очень тяжело, потому что, когда человек без сознания, он становится тяжелее. Ко всему прочему, в общей своей массе альфовцы были без противогазов… Альфовцы на сомнение места не оставляли: одни из них выносили пострадавших, другие делали им искусственное дыхание, третьи кололи препараты. Эти ребята делали то, что уже должны были делать, по идее, другие — они спасали».[358]