Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны

К 1706 году ситуация несколько стабилизировалась. Во-первых, царевичу Александру Имеретинскому удалось добиться разрешения на приезд в Швецию своего домашнего священника отца Панкратия, который, как писали в документах, «прибыл с Руси своей волею». Он сразу же стал активно проводить службы для остальных генералов и офицеров. Во-вторых, в русской колонии появилось еще несколько церковнослужителей, которые оказались в плену в результате боевых действий на приграничных прибалтийских территориях. Скорее всего, решение шведских властей привезти их в Стокгольм было продиктовано стремлением снять напряжение и избавиться от недовольства «московитских» пленников.

Участь церковнослужителей, оказавшихся в плену, была столь же тяжела, как и всех остальных пленных: они испытывали голод, холод и унижения. Вернувшиеся из шведского плена в 1710 году офицеры Зиновьев, Водорацкий и Лихачев рассказывали, что вместе с ними в Евле находился священник, которого, как и всех прочих, на протяжении девяти месяцев никуда не выпускали из деревянной избы, на окнах которой были железные решетки. Судя по всему, речь шла о Василии Прокофьеве, которого спустя некоторое время обменяли на шведского коллегу. Уже упомянутый А. Вестерман, преодолевая с соотечественниками все тяготы и перипетии плена, находил время для того, чтобы фиксировать все события в жизни шведской колонии в Соликамске, в частности, он писал о церковных службах по поводу помолвок, свадеб, рождений и смертей. Воодушевлять и поддерживать одних, хоронить других — вот задачи, которые решали священнослужители, находившиеся в плену.

Но иногда они выполняли особые, не свойственные священникам в обычной жизни, функции. И это грозило им смертельной опасностью. Со временем и русские, и шведские власти обнаружили, что именно священнослужители — та тонкая ниточка, которая связывает пленных между собой, а всех их с внешним миром. Это стало для них очень неприятным открытием, так как приводило к утечке недозволенной, а то и секретной информации. Шведские власти, пытаясь бороться с этим, стали обыскивать православных служителей до и после религиозных служб или посещения больных. А резидент Хилков в своих письмах в Россию особо предупреждал Головина, что необходимо приставить к каролинам специального человека, знающего язык, чтобы он присутствовал на службах в кирхах, так как «они там обычно обсуждают противные дела». Безусловно, что и русские пленники пользовались точно такой же практикой; уже в 1704 году к ним прикрепили «переметнувшегося толмача» Полукарпа Герасимова, которому было поручено следить, чтобы «про шведов ничего не говорили». Впрочем, судя по записям шведских властей, через некоторое время Герасимов попал под влияние русских (в частности, любил играть с ними в карты) и стал выполнять их просьбы, например помогать с передачей писем. Судя по всему, ему доверял и генерал Трубецкой, так как при отъезде у него оставил часть своих вещей. Безусловно, ситуация с соблюдением права пленных на свободу вероисповедания и в России, и в Швеции не была идеальной. Кроме объективных причин, затрудняющих выполнение объявленной свободы вероисповедания, большую роль играли субъективные факторы. Например, посещение церковных служб рассматривалось властями, как в России, так и в Швеции, как привилегия, которую при необходимости можно использовать для шантажа и наказания пленных. Особенно часто этим инструментом пользовались шведские власти, при всякой возможности ограничивая религиозные права противника, как православного, так и других вероисповеданий. А поводы могли быть самыми разнообразными. Так, после побега однофамильцев полковника и майора Гордонов в конце мая 1702 года русским пленным было запрещено ходить «до церкви» девять дней. В условиях информационной изоляции пленники довольно часто даже не представляли причины наказания. Лютеранин генерал Вейде не сталкивался с трудностями православных пленных, но и он в 1703 году пожаловался в Королевский совет, что «без всякой причины и душевности» ему и его товарищам запретили посещать кирху и они уже «по полугоду дом Божий не посещали».