Заложники пустоты

По большому счету, человеческая цивилизация никогда и не сходила с рельсов, на которые встала однажды. Давно, несколько тысяч лет назад. Неоднократно локомотив прогресса, поначалу волочившийся не быстрее улитки, сходил с этих самых рельсов, застревал на крутых подъемах от недостатка мощности. Но всякий раз люди, оправившись от очередной катастрофы, ремонтировали поверженного монстра, делали его еще сильнее, еще быстрее и снова ставили на отремонтированные рельсы. Прогресс развивается по экспоненте – это давно известный факт. Так что с каждым разом на ремонт требуется все меньше времени.

Микмак вытер руки о еще влажные штаны и пошел в темноту…

Больше никто не шуршал. Наверное, ночной зверек испугался человека, почуяв запах. Или…

Додумать мысль Микмак не успел. Он не сразу сообразил, что произошло. Как-то он расслабился – не просто пропустил удар, но даже не заподозрил, что могут ударить.

Маленькие искорки звезд и свет неполной луны, льющийся из-за спины, начали медленно таять, а вместо них проступало тесное, заполненное сизым пороховым дымом пространство Староновой синагоги в Праге.

На какое-то время внутри синагоги воцарилась тишина. Абсолютная, Микмаку казалось, что он не слышит даже собственного дыхания. Или он непроизвольно старался не дышать, чтобы не выдать себя? В пыльной, прокоптившейся от порохового дыма темноте ничто не шевелилось. Все ждали.

А потом откуда-то справа раздалось странное ворчание. Микмак не понял, что это был за звук. Он лишь открыл глаза и повернулся в ту сторону.

Тьма оказалась не такой уж непроницаемой. Просто все это время Микмак, как оказалось, плотно сжимал веки. Будто это могло помочь – как в детстве: закрыл глаза, и тебя никто не увидит.

За мутной пеленой, подсвеченной пронзающими тьму лучами, что-то копошилось. Что-то пыльное, замотанное в непонятные тряпки. И именно оно издавало тот странный звук.

Ворчание медленно переросло в отрывистые слова, и Микмак понял, что на самом деле никакой тишины здесь нет. Это у него с ушами проблемы, оглох он. Временно, но оглох – во время сумасшедшей бойни, завершившейся всего несколько секунд назад, стреляли все, и каждый палил куда угодно в самой непосредственной близости от ушей Микмака.

В синагоге продолжали стрелять. Только теперь грохота не было, не пришедший в себя слух бойца с трудом улавливал частые всхлипы придушенных глушителем выстрелов. И, что самое отвратительное, судя по взлетающим то тут, то там фонтанчикам известковой крошки, выбиваемой из стен пулями, стреляли в него.

Микмак выставил перед собой автомат и нажал на спуск. Оружие изрыгнуло сноп огня, до ушей донеслась приглушенная барабанная дробь. В ответ несколько пуль вгрызлись в балку, на которой лежали ноги Микмака, одна зацепила подошву ботинка, но нога не пострадала.

Микмак несколько раз дернулся, попытавшись подняться или хотя бы просто изменить позу, но ничего не получилось: застрял он прочно. Похоже, тот, кто засел внутри синагоги, этого не понял, иначе его давно бы расстреляли в упор – сложно оказывать сопротивление будучи зажатым между рухнувшими с потолка балками и имея всего полтора метра простреливаемого пространства прямо перед собой.

И всё же справа что-то продолжало двигаться. Что-то бесформенное и темное ползло по шуршащим камням. От пуль ползущего закрывали колонны, однако рисковал он сильно – между колоннами случаются промежутки.

Микмак попытался подать сигнал этому человеку. Ведь ясно же, парень не в себе. Наверняка один из тех туристов, которых они пришли спасать, тряхнуло во время взрыва, не соображает теперь ничего. Жест Микмака не заметили, только автомат чуть не выронил.

Микмак постарался сконцентрироваться на бое. У него есть оружие, он жив и вполне боеспособен. Его прислали защитить мирных граждан.

Какой бой, какие граждане? Ты же противника даже не видел ни разу. Или, может, знаешь, сколько здесь засело «сепаратистов»?

Он попытался крикнуть человеку, продолжавшему ползти к нему. Именно попытался – горло перехватило, пыль и дым, наполнившие внутреннее пространство синагоги до отказа, забивали нос и рот, не позволяя даже сделать глубокий вдох. Но тот, как будто, услышал Микмака. Куча тряпья, копошащаяся на камнях, замерла на мгновение, а потом что-то поднялось оттуда – секунду спустя Микмак понял, что это была голова, – и на бойца внутренних войск уставились два непроницаемо черных, немигающих глаза. На голове этого человека было что-то намотано, не то полотенце, не то простыня, из-под балахона на лицо падали две длинные пряди волос. Его лицо украшала большая курчавая борода, сквозь покрывавший её слой пыли с трудом угадывался рыжий цвет.

Мужчина был еврей. Ортодокс. Скорее всего раввин этой злосчастной синагоги. Несколько секунд он пристально смотрел в глаза Микмаку, который пытался знаками показать ему, чтобы не высовывался и опустил голову, а потом подобрался и продолжил путь с прежним упорством.