Заложники (Рассказы)

Неожиданно Таня остановилась и, опустив голову, тихо спросила - то ли меня. то ли сама себя: неужели мы больше никогда не увидимся? Она имела в виду, я понял, не Леню П. и его жену Римму, а нас с ней, меня и себя. Неужели мы с ней больше не увидимся? - с такой искренней, глубокой мукой, с такой печалью, что я сделал полшага ей навстречу, те самые полшага, которые разделяли нас. Преграды не было.

Теперь ее глаза приблизились почти вплотную, неправдоподобно.

Подожди, сказала она, давай куда-нибудь присядем, а то у меня закружилась голова.

Мы сели на скамейку около какого-то уснувшего дома, она прильнула ко мне, словно ища в моих объятиях тепла и защиты. Она была как ребенок, с узкими невесомыми запястьями, с тонкими закоченевшими пальцами... Весной пронзительно пахло, только-только освободившейся от снега землей.

Может, вернемся? Она вопросительно посмотрела на меня. Побудем еще немного...

Странная была идея. Лене с женой и детьми уезжать, они наверняка устали до потери пульса, от гостей в том числе, а тут вдруг мы...

Я отрицательно помотал головой и еще крепче прижал к себе ее худенькое девчоночье тело, а она свернулась калачиком, подтянула ноги, - можно было баюкать ее как дитя: баю-бай...

Мы сидели на скамейке, будто нам некуда было пойти, будто у каждого из нас не было дома, семьи, где нас давно ждали, беспокоились и, вероятно, звонили Лене П. А мы держали друг друга за руки, словно боясь потеряться, словно и в самом деле были последними людьми - не только в этом городе и в этой стране, а вообще...

Земля была безвидна и пуста, и тьма над безд-ною...

А вскоре я узнал, что ее мужу дали разрешение и они уехали - то ли в Израиль, то ли в Штаты...

СУТРА ПЯТОГО ПАТРИАРХА

Однажды приснилось, что Учитель сидит, скрестив ноги, в черном своем кимоно, на берегу широкой, поблескивающей подобно расплавленному свинцу реки, из-за густого стелющегося над рекой тумана совсем не видно другого берега, спокойное, отрешенное скуластое лицо, непроницаемый взгляд чуть раскосых карих глаз... Что он видел?

Свинцовая гладь реки, тяжелый всплеск

На самом деле никогда никакой реки не было, то есть, может, и была, но я ее никогда не видел, и Учителя на берегу в черном кимоно, которое он надел всего лишь один раз, зато было серое душное полуподвальное помещение, плотно занавешенные окна, выходившие во двор и расположенные как раз на уровне тротуара, бетонные серые стены с темными влажными пятнами кое-где и сухожилия труб центрального отопления под потолком, цементный пол... Не исключено, что мы, занимаясь в этом душном сыром помещении, в этом замкнутом пространстве, призрачно освещенном люминесцентным возбужденным светом, что мы портили себе легкие и вообще здоровье. Но ничего лучшего мы бы все равно не нашли, так что приходилось довольствоваться этим помещением, не очень-то радующим, и иногда лишь большим усилием воли удавалось заставить себя идти вечером, в дождь и слякоть, на занятия, ступать босыми ногами по холодному цементу, покрываться потом от напряжения, от многочисленных упражнений. И все-таки никто не отсеялся, никто не ушел, несмотря на трудности. Учитель никого не держал насильно, но кто приходил, тот оставался. Чем жестче условия, тем лучше. Мы все должны были быть готовы...

Три сильных, два послабее, медленно отворяющаяся тяжелая стальная дверь, у которой всегда кто-нибудь дежурил, запах пота, сложенная на скамейке одежда, сумки, обувь, глухие звуки голосов

Никто не знал, где он

Достаточно было следовать его наставлениям и указаниям и все прочее незаметно отодвигалось, теряло значение. Пустота, Великая Пустота, а ты в Учителе, как зеркало, отражающее все-во-всем-великая-пустота-великое-единство. Невыразимое словами. Сознание - пустота, а ты спокоен и внутренне невозмутим. Спонтанность и точность движения. Из тебя рождается, но тебя как будто нет, ты прозрачен, как чисто вымытое стекло.

Пустота и покой

Даже Павел не знал

Конечно, все держалось на Учителе. Трудно было сказать, какого он возраста, вероятно, где-то между тридцатью и сорока, хотя вовсе не исключено, что и старше, даже намного. Он говорил, что его школа - путь к бессмертию, так что неопределенность его собственного возраста тоже могла послужить свидетельством. И его скуластое смуглое лицо с узким разрезом глаз, явно восточного типа, хотя и не очень ярко выраженное, тоже подтверждало. Мы верили, что только Восток способен постигнуть всю глубину и все таинство. Наставник Учителя был китаец, выходец из Китая, который потом туда снова вернулся, и самому Учителю, по его словам, было до него далеко. Нам-то, в таком случае, тем более. Каждый из нас мог дойти только до определенного предела (у каждого свой), но для большинства и этого было достаточно, пусть немногого.

Бессмертие? Мы все просто хотели выжить