Об Л. всем было известно. Про каждую такую встречу с ним вспоминали и рассказывали как о захватывающем романтическом приключении (куда забрались и о чем говорили). Заброшенный, готовящийся к слому дом, незаконченная стройка, бетонные блоки для канализации - все что угодно могло стать "нейтральной территорией", временным пристанищем, местом приземления. И Л. нимало не смущало, что кому-то (девушке) может быть холодно, неудобно, противно и т.п. В самом деле: никто ведь не заставлял...
Каждая встреча с ним сулила неожиданность, сюрприз, - может, потому и влекло. Никогда нельзя было знать наверняка, куда его потянет на этот раз (хотя вариантов, в сущности, было не так уж много и повторения были неизбежны). Начинал Л. всегда очень сосредоточенно и целеустремленно, в низко надвинутой на глаза кепке, в любимой своей защитного цвета куртке, как будто заранее знал маршрут.
Но он, уверен, его не знал, а шел, по его слову, "на запах", для него самого предстоящее пристанище было заманчивым приключением, и он, как охотничий пес, делал стойку, крутил носом и тут же пускался по неведомому следу. И только уже приземлившись где-нибудь, успокаивался, расслаблялся (глотнув) и делался неторопливо общительным.
Собственно, ничего ему больше и не надо было, кроме как поговорить. Ну и ощутить, разумеется. Почувствовать что-то, что он только таким образом и мог достичь. Все эти странные, неприглядные места, которые он выбирал, словно помогали ему расслабиться (за это и выбирал). Словно они были для него, для него персонально очень благоприятные (поле энергетическое).
Известно ведь: у каждого человека на земном шаре, в самой маловероятной подчас точке есть некое парадизное место (совпадающие поля), где человек способен обрести мир и покой (волю не обязательно). Там даже не обязательно лично присутствовать, нужно только знать, проконсультировавшись у специалиста, где оно, хотя бы приблизительно, и мысленно перенестись. Есть такие отмеченные (маркированные) места и в пределах мегаполиса (другой уровень), потому что большой город (в данном случае Москва) - тоже некое целостное, энергетически замкнутое и иерархически организованное пространство.
Может, он искал такое место?
Неужели, спрашивал я себя, он и с девушками только разговаривает, потягивая из любимого пластмассового стаканчика сухое вино (водки не пил), красное (предпочтительно) или белое, - в этих закоулках, среди хитросплетений лестниц, этажей, чердаков, подворотен, подоконников, ступенек, труб, плит, ящиков, скамеек, подвалов и всяких прочих закутков? Или он просто тщательно скрывал тайную свою порочность, а может, и извращенность, за всеми этими необязательными, невразумительными словами про некий промежуток, отдушину, щель, где сквозняк, запах, затхлость... Они напоминают о чем-то первоначальном, давно забытом, а еще - о временности и ненадежности всего и вся. Дух, дом, очаг, благополучие - все это лишь прикрытие, благословенная привычка. иллюзия устойчивости... Нужно время от времени менять угол зрения, ракурс, точку отсчета.
Слышишь, спрашивал, замирая с поднятым предупреждающе пальцем (мы сидели на ступеньках между четвертым и пятым этажом какой-то хрущобы, куда доносились все звуки из ближних и дальних квартир)? Ну да, я слышал. Вот она, окраина жизни, они там живут, а мы их слышим, мы слышим то, на что они не обращают внимания, до нас долетает...
На самом деле я не столько прислушивался ко всем этим обрывкам фраз, звонкам, смеху, пению, крикам, всхлипам, стонам, бубнению радио или телевизора, стукам, звонам, ко всей этой мешанине и разноголосице чужой, скрытой за дверями жизни, сколько к его туманным, загадочным фразам, чувствуя в них...
Про временность.
Вообще же было тоскливо сидеть, как бездомному, на грязных обшарпанных ступеньках, среди чужих мутящих запахов. Тоскливо не в первый раз, и столько же раз я задавался вопросом, почему и зачем я здесь, почему мы здесь, почему я послушно следую за Л., подчиняясь его причудам?
Все-таки мы уже вышли из того возраста, когда ищут на свою голову приключений. Мне было тоскливо и тревожно, ему - спокойно и даже как бы уютно. Хотя возможно, что он тоже испытывал подобное - чтобы затем сполна ощутить уют и тепло своего жилья, чтобы вновь вернуться к тем же душегреющим спасительным иллюзиям, что питали мы все. Или наоборот - чтобы не вернуться.
Если он мне звонил и назначал встречу, то можно было не сомневаться, что мы снова с ним будем куда-нибудь спускаться, в какую-нибудь полуподвальную темноту, рискуя сломать ногу или руку (если не шею), оступаясь и пачкаясь в пыли, или карабкаться вверх по лестнице (даже и пожарной), чтобы "поменять ракурс", по его выражению, и там, в подвальной сырости или чердачной затхлости, распить бутылочку сухого и покурить, беседуя о том-о сем, или просто глазея вокруг (неужели он так и с девушками?) - обретая только ему ведомый закон промежутка, закон расселины, пятого угла или какого-то там измерения. Отказаться не было сил.