Конни невольно поежился — эти два кратких слова прозвучали как смертный приговор.
Блейри да Греттайро действительно был пуст, от него осталась лишенная всяких признаков жизни оболочка, вылущенная скорлупа, неподвижно лежавшая сейчас в запертом капище Лесных Хранителей. Эта оболочка не испытывала боли, голода или жажды, молча глядя остекленевшими глазами в выгнутый куполом потолок и в точности походя на раскрашенную статую.
— Пуст до самого дна, — продолжал Хасти. — Два или три раза мне доводилось видеть подобное — немудрую Силу, лишенную всяких сдерживающих оков, — но Блейри в своем стремлении к власти дошел до предела, за которым начинается безумие. Поединок Могущества, на который он столь неосмотрительно попытался вызвать твоего отца, сгубил его окончательно.
— Значит, он скоро умрет?
— Не обязательно. При надлежащем кормлении и уходе он может протянуть еще долго — вот так, бессловесным и лишенным разума созданием. Что касается Анум Недиля… Без него, как верно было сказано, невозможно выбрать следующего правителя Рабиров. Осиротевшее Княжество нуждается в хозяине — законном, не фальшивом, подобно да Греттайро. Я же прослежу, чтобы теперь все было проделано в согласии с традициями и законами.
— Кстати о Поединке — месьор Хасти, вы…
— Ты где-то видишь еще одного меня? — перебил Хасти. Коннахар непонимающе покрутил головой. — Я вроде бы один, кажется, ну так не надо величать меня во множественном числе. Да и «месьоров» тоже прибереги для дворцовых приемов. Я с твоим отцом… гм… полвека знаком, с тобой, правда, поменьше, но зато седины твоими стараниями прибавилось вдвое. Просто — Хасти и на «ты», сделай милость.
— Хасти, скажи мне… я не могу понять: мой отец всегда был совершенно чужд любой магии — как же ему удалось выиграть в том злосчастном Поединке?..
Одноглазый захохотал — громко и искренне, закинув голову. На громкий звук, вскидывая голенастые ноги, примчался Граххи, скосил лиловый глаз, фыркнул и умчался прочь.
— А вот этого, Коннахар, сын Конана из клана Канах, я тебе не скажу, — произнес Хасти, отсмеявшись. — Но намекну немножко. Секрет в том, что несчастный засранец, я Блейри разумею, выбрал себе противника не по росту. Нет, не в смысле размера, конечно, или там воинского умения. Твой отец, верно, чужд магии, но он есть воплощение
Коннахар, если говорить честно, ничего не понял, но переспрашивать не стал, положив себе зарок на досуге порасспрашивать отца о загадочных намеках Одноглазого. Собравшись с духом, он наконец решился заговорить о том, что тревожило его больше всего:
— Хасти… Я хотел спросить: что будет с Проклятием? Айлэ говорила, вы раздобыли талисман, способный помочь в его уничтожении, а он разрушился, когда спасали нас… — он поколебался и добавил: — Знаешь, там, в прошлом, порой бывало до жути страшно… и все-таки я не жалею, что побывал там. Эта крепость в горах… Ничто из созданного людьми не может с ней сравниться. Наверное, я до самой смерти не встречу больше ничего подобного. В Цитадели я проклинал тебя — ведь это твой портал забросил нас в такую даль. Теперь я думаю, что должен быть тебе благодарен — за все, что мы узнали, увидели и поняли. И еще за то, что вы с отцом нашли способ вытащить нас оттуда.
— Твой темрийский приятель сказал то же самое, — с оттенком печальной гордости произнес Одноглазый. — Я побеседовал с твоими друзьями и в числе прочего задал им один вопрос, который задаю и тебе — хочешь сохранить память об этих днях или предпочтешь забыть, будто ничего и не было? Лиессин отказался, заявил, что желает помнить все до последнего, хотя порой ему приходилось несладко. Юсдаль колеблется. Кажется, ему хочется забыть, но пока он не решился в этом признаться. А что выберешь ты?
— Мне тоже надо подумать, — растерялся Конни. — Наверное, кое-что я бы хотел навсегда запомнить… а кое-что — забыть. Так что же Рабирийское Проклятие? Неужели нет способа изгнать его насовсем?
— Пока мне нечего тебе сказать, — Хасти явно пришлось сделать над собой нешуточное усилие, прежде чем он выговорил эти слова. — У нас в руках был один из Камней Света, но его силы исчерпались. Все иные средства, коими я пытался одолеть Слово Безумца, оказались недостаточными. Однажды я говорил Рейе…
Он запнулся, но все же продолжил:
— Говорил, отчего попытки разрушить Кару Побежденных не достигли цели. Исенна вложил в заклятие всю свою ненависть и злобу и вдобавок запер его на замок своего истинного имени, неведомого никому.
— Даже тебе? — недоверчиво спросил Коннахар.
— Даже мне, — признал Одноглазый. — Я ведь считал его союзником и отчасти своим творением. Зачем мне выяснять тайное имя друга?
— Экельбет Суммано Нуул, — аквилонский принц как можно отчетливее произнес слова, которые ему удалось расслышать в горниле боя в Вершинах, за мгновения за того, как башня начала рассыпаться.