— Извините нас, пожалуйста, — баронетта, стоя на пороге, торопливо присела в полупоклоне. — Я просто хотела убедиться, что все в порядке. Мы сидели, разговаривали… а госпожа Иллирет вдруг схватилась за голову, крикнула что-то непонятное, вскочила и побежала сюда. А мне стало чуточку нехорошо… потому что поблизости кто-то использовал очень могущественное колдовство, я такого никогда не встречала. Хасти, это ваших… твоих рук дело? Ты же нас перепугал до смерти — и меня, и ее!
— Я не виноват, что вы обе такие чувствительные, — не поворачиваясь и не поднимая головы, буркнул Одноглазый.
Поскольку отец молчал, Коннахар решил вмешаться с объяснениями:
— Это было Проклятие Безумца. А теперь его нет и больше не будет. Хасти его уничтожил. Совсем.
— Правда? — дружным хором переспросили девица Монброн и мэтр Ариен.
— Истинная, — соизволил наконец заговорить повелитель Аквилонии. — Сдохло Проклятие. Изошло зловонным дымом. Вы двое, сходите-ка в местную часовню и взгляните, как там этот ублюдок Блейри. Только внутрь не суйтесь, посмотрите через окно. Потом вернетесь и расскажете. Коннахар, прогуляйся с ними.
— Хорошо, — не очень понимая смысл просьбы, кивнул Коннахар. Он послушно вышел следом за своей подругой и мэтром, хотя ему позарез хотелось узнать: возможно, госпожа ль’Хеллуана наконец-то сменит гнев на милость, решив обратить внимание на Хасти?
Альбийка, однако, вознамерилась покинуть палатку следом за принцем.
— Останься, — непререкаемый приказ киммерийца остановил ее на пороге. — Говорю тебе, дева, постой! Не сомневаюсь, какой-то там людской король тебе не указ, но нужно же иногда и вежество соблюдать…
Медленно, нехотя Иллирет ль’Хеллуана вернулась в шатер, по-прежнему избегая встречаться взглядом с Хасти.
— Ну, уже лучше, — проворчал Конан. — Наконец мы остались наедине, ты, я и вот эта одноглазая нелепица, давно я ждал этого счастливого момента… Что-то у вас не ладится, это я понимаю. Теперь знать бы еще, что именно. Может, поведаешь, Иллирет?
— Я не обязана… — вздернула аккуратный носик альбийка.
— Конечно, не обязана, — с готовностью согласился киммериец. — И знаешь, если бы вы друг другу были безразличны, я бы слова не сказал, живите как хотите! Но так уж вышло, что я знаю Хасти вот уже… словом, очень давно, и ценю этого мерзавца куда больше, чем он того заслуживает. Так что когда я вижу, как мой одноглазый приятель ходит сам не свой в двух шагах от собственного счастья, у меня сердце кровью обливается! Ну что он такого сделал, за что ему немилость?
Случилось чудо. Горячая речь киммерийца явно затронула некие чувствительные струнки в душе медноволосой магички. Альбийка покраснела, гордо распрямила плечи, уперла в бока сжатые кулачки совершенно тем жестом, что и горластые торговки на кордавском рынке; ее серые с прозеленью глаза от гнева засверкали еще ярче. Ну просто чудо как хороша! — восхищенно подумал король Аквилонии.
И в следующий миг мысленно добавил: кабы еще и не кричала… Гневный голос альбийки зазвенел под сводами шатра:
— Что он сделал с собой? Как он мог допустить такое? И что он сотворил с нами, как он мог бросить нас в решающий момент? Ведь я говорила ему, просила, предупреждала: мирные переговоры не более чем западня, не ходи, не вернешься! Как можно быть таким глупцом?..
— Та-ак, — озадаченно крякнул варвар. — Слово предоставляется обвиняемому… Хасти, да что с тобой такое?! Очнись наконец, скажи что-нибудь той, о ком ты мечтал восемь тысячелетий — вот она, стоит перед тобой!
— Да ему просто нечего сказать в свое оправдание! — удивительно, но в голосе альбийки послышались слезы. — А может, восемь тысяч лет — слишком долгий срок для того, кто клялся в вечной любви? Может, я стала тебе неинтересна? Скажи, только дай понять!
— Серьезное обвинение, — Конан покрутил головой. Хасти по-прежнему мертво молчал, свесив голов между колен и обхватив ладонями виски. — Вообще-то, сколько я его знаю, никогда за ним не водилось такого, чтобы он бросил кого в беде. Дурака свалять, ввязаться в что-нибудь смертоубийственное, справедливость причинять — это да, это сколько угодно… Любезная Иллирет, поверь тому, кто знает Хасти получше его самого: что бы он там ни натворил, он это не со зла!
— И как давно ты его знаешь, могу я спросить? — немедля вскинулась Иллирет.
Конан задумался, подсчитывая:
— Лет пятьдесят точно будет. С тех пор, как он в Шадизаре объявился в… ну да, в одна тысяча двести шестьдесят четвертом году от основания Аквилонии. Да при каких обстоятельствах, это просто сага! Ты не поверишь, девица, но я собственными глазами видел, как он вылезал на белый свет прямиком из самого обыкновенного…
— Конан, ради всех богов и меня в том числе — замолчи, будь другом, — устало буркнул Одноглазый, не поднимая, впрочем, головы. — Ей это неинтересно.
— Напротив, очень даже интересно! — возразила неугомонная альбийка. — Так откуда же он вылез?