— А… Все бездарно. Еще одна полусотня вернулась ополовиненной. Попали в засаду, пока опомнились — кровососов и след простыл. Ведь до чего метко стреляют, стервецы!.. А впрочем, Норонья, зачем я вам буду рассказывать обо всяких гнусностях? Вы ведь и так все раньше меня узнаёте. Ну-ну, не скромничайте, знаю я ваши способности. Давайте-ка лучше хлебнем еще по глоточку, и я вам расскажу про одну замечательную штуку, мои гвардейцы нынче отмочили…
— Правда? И что за штука такая замечательная, барон?
— Хех! — крякнул Сауселье, поерзал на своем стульчике, устраиваясь вольготнее, расстегнул на своем золоченом камзоле несколько крючков и с видом фокусника вытянул наконец из-за обшлага сильно помятый пергамент. — Ну, значит, так. Где-нибудь после обеда — я как раз отдыхаю в шатре, вроде и не жарко еще, настроение самое что ни на есть благодушное, это они верно угадали — просит аудиенции некий полусотник, якобы по неотложному делу. Ну, говорю, заходи, раз неотложное. Заходит. Мальчишка мальчишкой, дворянчик, видать, из мелкопоместных и ретивых, и протягивает мне такой вот пакет…
Барон хитро усмехнулся, развернул пергамент и начал читать вслух, выделяя интонацией наиболее, по его разумению, смешные места.
—
Сауселье поднял глаза на собеседника, ожидая, что тот, без сомнения, разделит его веселье по поводу остроумной выходки некоего гвардейского грамотея — и осекся.
Глава тайной службы молча смотрел на него, и глаза у Нороньи были бешеные.
— Когда вам принесли это письмо, барон? — очень тихо спросил конфидент.
— Так я же сказал, — сам того не заметив, тысячник тоже перешел на шепот. — Как раз после обеда, я в шатре…
— И что вы сделали? — не меняя тона, перебил Норонья.
— Э, с полусотником? Так ведь… Шутка-то неумная и отдает пораженческими настроениями… Наорал немножко, для порядка, да и послал в те края, куда Око Митры не заглядывает…
Норонья, оскалившись, перегнулся через стол и ловко выхватил письмо из жирных баронских пальцев. Пару мгновений он вглядывался в ровно выведенные строчки и особенно в размашистую подпись. Потом рявкнул неожиданно мощно:
— Баррос! Вивер! Эй, кто-нибудь! — В дверном проеме мгновенно замаячили встревоженные телохранители. — Его светлость графа Спарру и советника Астарака ко мне, живо! А вы, любезный барон, извольте выйти и немедля. Ну, что смотришь? Пошел вон!
— Да как вы смеете!.. — затряс щеками оскорбленный Сауселье.
— Я сказал, вон! В те самые края, куда не заглядывает Око Митры! Проваливай, дурак!
Глава третья
Венец Лесов