Заложники Рока

— Так ведь ее пальцем никто не тронул! — возопил оскорбленный Делле. Его руки наконец были свободны. Отобрав у Ротана нож, он в два счета освободил ноги и пошел по кругу, снимая веревки с остальных. Пленные, кто оставался в сознании, зашевелились, подтягиваясь ближе к лампе. — Я же видел! Она посмотрела, как вас вяжут, и пошла себе! А прочие с ней еще и раскланивались!

— А второй гуль? — хрипло спросил кто-то из пуантенцев. — Тоже, что ль, с ними? У, поганцы, как они были демонским отродьем, так и остались…

— Да Кадена? Этого не знаю, — честно признался месьор Ариен. — Вообще-то вряд ли. Они с его величеством вроде бы давние приятели, с чего бы ему затевать такие игры?

— А с чего бы это делать герольду покойного Драго? — возразил Эйкар, сбрасывая путы. — Хотел бы я знать, какого рожна им от нас нужно. Повязали, запихали в яму… Может, храни нас Митра, и впрямь казнят, с соблюдением какого-нибудь гнусного ритуала?

— Да заложников они взяли, ваша милость, заложников, — проворчал Альмарик. — У гулей сейчас положеньице аховое: границы открыты, гуляй кто хочешь, хоть Зингара, хоть Стигия. А вояки они, как этот Кадена сам признался, никудышные. Ясно как день: нашими головами торговаться станут. То есть не нашими, понятно, а короля и евойного сынка, да еще, может, одноглазого магика. С нас-то прибыток невелик, могут и в расход… — он аж застонал с досады. — Ох ты ж, судьба-злодейка, не повезет, так хоть в петлю…

— Я же говорю — на нас наслали проклятие невезучести! — не унимался темриец. — Между прочим, месьоры, самое время представиться. Меня зовут Лиессин Майлдаф, вот этого юношу — Ротаном из семейства Юсдаль…

Пока Эйкар и прочие называли себя и накоротке объясняли обстановку, Делле добрался до бочонка, на котором мерцал почти погасший светильник, вынес лампу на середину и, подтянув фитиль, добился того, что в погребе стало немного светлее. Кламен Эйкар глянул вокруг. Ну да, вся свита, не считая самого принца и его взбалмошной подружки. Делле со светильником, вот Ротан и Льоу — лежат пластом на границе светового пятна, на них странные пурпурные доспехи из воловьей кожи, изрезанные и испятнанные подозрительными черными потеками… Пятеро егерей стоят кучкой, тревожно озираясь и вполголоса поминая всякие нечестивые предметы… Альмарик, потирающий шрам на щеке…

— Эгей, где еще один? — вдруг воскликнул Делле.

— Который? — удивился Кламен. — Если ты про девицу Монброн…

— К демонам рогатым девицу, не про нее речь, — отмахнулся Ариен. — Из магических врат вышли четверо да еще его величество король Конан. Айлэ и Коннахара утащили, короля увели, это я видел, двое вон лежат — остался еще один… Митра Пресветлый, это же Эвье, Эвье Коррент! Наверное, он до сих пор без сознания. Сейчас разыщу, — он поднял лампу повыше, сколько позволял низкий потолок, и осторожно пошел вдоль стен, заглядывая за бочки и ящики. Подвал был большой, ряды ящиков и бочек тянулись шагов на тридцать, дальний конец полностью скрывался во мраке. Ариен осмотрел все у подножия лестницы, недоуменно пожал плечами и направился в глубину помещения, окликая на ходу: — Эвье! Ты где? Отзовись!

— Какого бы ляда ему хорониться… Послежу-ка я во избежание… — пробурчал Альмарик и потопал следом за мэтром.

— Эвье? — озадаченно переспросил Льоу. — Откуда? Ротан, я и Конни, больше никто не уцелел. Эвье сгинул еще где-то на середине лестницы, я видел, как он упал… Если только он не отбился и не догнал нас на Вершине, но это же невозможно…

— Силы небесные, — простонал Юсдаль-младший. — Погиб Эвье, мир его праху. Но четвертый точно был.

— Кто еще?!

— Льоу, ты не поверишь… Сам до сих пор удивляюсь, руки вперед меня все сделали…

— Вот он! — донеслось из темноты. — Эвь… Ба, но ведь это…

Раздался короткий вопль, мелькнула синяя вспышка, и Делле вылетел к лестнице — спиной вперед и переломившись пополам, все еще сжимая в руке светильник. Без того тусклый огонек немедленно погас. Во мраке послышалась невнятная возня, кто-то зашипел по-кошачьи, Альмарик взревел басом и скверно выругался, в ответ дрожащий от ярости голос выкрикнул что-то на непонятном певучем наречии. Потом донеслась звонкая оплеуха, и раздраженный голос десятника рявкнул над самым ухом у Кламена Эйкара:

— Да запалите же лампу, благородные месьоры, жаба ваша мать! Не рыпайся, коза шелудивая, помахала руками, будет! Тихо, говорю, пока руку не сломал!

Кто-то торопливо защелкал кресалом. Спустя десять ударов сердца фитилек светильника затеплился неярким светом, и стал виден сперва мэтр Делле, свернувшийся клубком на земляном полу, затем Альмарик со своей жертвой. Выражение лица у десятника было зверским, по щеке из трех глубоких царапин стекала кровь. Поймав взгляд Эйкара, пуантенец осклабился и просипел:

— Царапается, стерва, что твоя кошка… Пришлось угомонить малость…