Заложники Рока

На миг ему показалось, что ожила какая-нибудь из наиболее мрачных сказок Корлагона Пустотника, коего Ариен обожал цитировать к месту и не к месту. Едва он склонился над черной квадратной дырой, ведущей в подвал, как навстречу ему из тьмы вынырнуло бледное как мел женское лицо в обрамлении облака смоляных волос — казалось, они шевелятся сами по себе, как щупальца медузы. Алые губы раздвинулись в гримасе безумной ярости, обнажив судорожно стиснутые белоснежные зубы, глаза, отливающие алым, горели чистейшей злобой. Нежить в обличье прекрасной и жуткой женщины испустила низкий вибрирующий вой, более уместный для разъяренного кота, и выбросила черную пятерню со сверкающими остриями вместо пальцев с явным намерением превратить мэтра в жалкого евнуха.

Ни испугаться, ни задуматься Делле попросту не успел. Его тело само среагировало единственно правильным в подобном положении образом — с размаху впечатав каблук прямо промеж горящих безумием глаз.

Острые когти хватили Ариена по голенищу повыше лодыжки, зацепив вроде бы несильно, однако в сапоге немедленно сделалось мокро и горячо. Но и сама стрегия не удержалась на узкой ступеньке. Спиной вперед она полетела с высоты в восемь с лишним локтей на каменные плиты. Короткий вопль оборвался глухим ударом, потом наступила краткая тишина, и наконец из глубины подвала донесся знакомый голос с заемным темрийским произношением:

— Эй! Что там стряслось? Ты еще жив, человек?

— Госпожа Иллирет! — переволновавшийся мэтр отозвался слишком громко и чрезмерно радостно. Трясло его так, что светильник в руке мелко дребезжал. — Живой я, живой! Выбирайтесь поскорее! Только осторожно там у лестницы, она может быть еще…

С перепугу Ариена разобрала говорливость, но тут он нечаянно ступил на раненую ногу и заорал в голос от внезапной боли. Внизу захрустел рассыпанный уголь, заскрипели под быстрыми шагами деревянные ступени, и в свете фонаря Делле увидел альбийку — лицо запорошено угольной пылью, здоровенная шишка вздувается на лбу, а левый рукав рубахи пропитался кровью от плеча до запястья и висит безобразными клочьями.

Первым вопросом Иллирет ль’Хеллуаны, едва она поднялась наверх, было:

— Где он?

— Кто? Одноглазый-то? Я его вытащил. Он снаружи, на травке… — сквозь зубы пробормотал преподаватель древних языков. Сейчас его больше волновала распоротая голень: ступня быстро немела, и от того, как двигались при каждом шаге рассеченные сухожилия, Ариен с трудом сдерживал дурноту. — А что эта… это… та женщина? Она… кто? Что с ней?

Альбийка бросила озабоченный взгляд назад, но отвечать не стала.

— Уходим отсюда, — отрывисто бросила она. — Побыстрее. И подальше.

Поддерживая друг друга, они выбрались наружу, и после ядовитой духоты каменного мешка свежий лесной воздух показался обоим слаще самых дорогих вин.

* * *

Раона Авинсаль, Стрегия из Льерри, была еще жива, но дыхание Серых Равнин уже коснулось ее.

Падая с лестницы, она сломала себе крестец и обе ноги. Последнее, впрочем, было несущественно: ног она все равно не ощущала. Руки еще повиновались ей, сердце исправно гнало кровь по жилам… но ниже пояса ее прекрасное сильное тело, много лет служившее верой и правдой, предмет зависти женщин и вожделения мужчин, вдруг превратилось в неподвижную, мертвую и бесчувственную колоду. Будучи на какое-то время оглушена падением, она, едва придя в себя, сгоряча попыталась вскочить, но смогла лишь немного приподняться на локтях — и мгновенный ужас горячей волной затопил то немногое, что осталось от рассудка красавицы-стрегии.

Однако страх быстро сменился более привычным чувством — диким гневом, едва Раона поняла, что добыча ускользнула от нее. Аквилонский книжник каким-то невероятным образом ухитрился отыскать и вытащить мага, а треклятая чародейка сбежала, покуда стрегия валялась без сознания. Раона заскрипела зубами от ярости — подумать только, чтобы выбраться, девчонка, должно быть, просто перешагнула через нее, как через какое-нибудь бревно! Очнуться бы хоть немного раньше, подстеречь, вцепиться, повалить — силы в руках хватило бы — полоснуть «медвежьей лапой» по горлу… впиться зубами, ощутить, пусть в последний раз, вкус горячей крови на губах… «Темные боги, почему вы так немилостивы ко мне?!» Раона завыла, тоскливо и яростно, как смертельно раненый зверь, завидевший приближение охотника, и в бессильной злобе хлестнула сверкающими клинками в пол — брызнули искры.