Заложники времени

Мы подошли к дому Пейшенс, поднялись по двум ступенькам и вошли в небольшую гостиную. В кирпичной нише находился металлический камин, рядом стояли три деревянных стула, стол и кровать с одеялами и чистыми простынями. Окна были застеклены, а стены оштукатурены. Пол же оказался из тех же кирпичей. На стене висела черно-белая картина в деревянной раме. Под кроватью стоял ночной горшок. Штукатурка на стенах потрескалась, в углах висела паутина. Старая женщина с дочерью сидели в дальней комнате – на кухне. Мэри и сама была немолода, за семьдесят. Она нарезала лук и порей к ужину. Чувствовалось, что работа дается ей нелегко. Она предложила нам горячий напиток, называемый «чаем», а мы решили поговорить со старой женщиной, сидевшей возле огня, укутав ноги одеялом. Я удивился тому, что напиток оказался настолько горячим. Наверное, они так сильно нагревают его, чтобы избавиться от всего вредного и нечистого в воде. Оглядывая комнаты, я думал о том, что жизнь Пейшенс и Мэри мало чем отличается от жизни в наши времена. Да, топили они теперь углем, а не деревом или торфом. Они пили чай вместо эля. Но распорядок их жизни и жизненные тяготы остались теми же. А когда я спросил у Пейшенс, какая самая важная перемена произошла при ее жизни, ожидая услышать что-то такое, о чем мне говорил отец Харингтон, она сразу же ответила, что это была смерть ее мужа.

– С того дня меня перестали волновать его пьянство и сквернословие. Но мне пришлось думать о деньгах.

Я вспомнил свой разговор с Уильямом на пустоши, когда мы говорили о том, что короли всегда живут в роскоши. «В королевских дворцах время остановилось», – сказал я в тот день. Но оказалось, что я был совершенно не прав. Не изменилась жизнь бедняков. Это богатые могли ходить в общественные бани и на почту. Если вся твоя семья состоит из одной лишь дочери и дочь эта живет с тобой, то зачем тебе почта?

Прежде чем вернуться в Саутерней, мы зашли в книжный магазин. Уже стемнело, и хозяин магазина зажег лампы: в двух фонарях были установлены масляные лампы, в подвесных стеклянных сосудах горели свечи. От этого в книжном магазине царила какая-то волшебная атмосфера. Отец Харингтон снимал с полок книги и одобрительно кивал, читая что-то под лампой. Он прочел мне вслух фрагмент книги его друга, доктора Форрестера «Краткое исследование вечной души человечества»:

«В темном мире прошлого солнце не светило и ветер не дул. Те, кто пытался писать об этом месте, видели все очень расплывчато. Они слышали странные звуки, словно доносившиеся с огромного расстояния. Только просвещенный ученый, который много лет изучал мельчайшие детали, мог надеяться на понимание этого факта во всей его сложности. Но возникает вопрос: что лучше – иметь размытое представление о человеческом прошлом или абсолютно четкое о крохотной крупице человеческого опыта? Просвещенный ученый, который смотрит на вас через свои очки над грудой пыльных томов, скажет, что даже малое, но точное знание дороже тонны простых вымыслов. Простой прохожий, которому его мелкая любовь дороже величайшей победы давно умершего короля, ответит, что годы, проведенные в поисках абсолютной истины, были потрачены впустую».

Викарий умолк, прижимая к груди книгу.

– Почему вы перестали читать? – спросил я.

– Думаю, все это вам скучно.

– Вовсе нет. Я согласен с вашим другом. Человек, не знающий прошлого, не имеет мудрости. Прочтите дальше…

Викарий удивленно посмотрел на меня.

– Что вы сказали?

– Человек, не знающий прошлого, не имеет мудрости.

– Да, да, именно это вы и сказали…

Викарий еще раз взглянул на меня и стал читать дальше:

«Как мы должны относиться к прошлому? Зачем мы должны изучать его? Неужели только для того, чтобы доказать своим соотечественникам, что это нам по силам, или чтобы вести просвещенные споры? Ответ кроется не в том, чтобы отдать предпочтение размытому, общему представлению перед знанием точных деталей. И не в противоположном мнении. Оба они лишены истины. Мы должны найти собственный путь в твердой уверенности в том, что мы сможем войти в тот мир, где солнце не светит и не дует ветер. Если мы хотим понять наше место на земле, то должны понять тех, кто ушел до нас. Мы должны выйти за пределы настоящего и увидеть свое отражение в глубоком омуте времени, ощутить себя частью великого человечества, а не чем-то преходящим, что мы каждый день видим в зеркале и что исчезнет навеки».

Викарий захлопнул книгу, поставил ее на полку и несколько минут молчал. Потом он тряхнул головой, посмотрел на меня и сказал:

– Пора идти.

Настал вечер, но на улицах было довольно светло. Свет давали стеклянные лампы, установленные на металлических столбах. И я видел не только дорогу, но и лица прохожих. Отец Харингтон объяснил, что освещение дает некая субстанция, называемая «газом» – нечто вроде горючего воздуха. Каждый вечер группа людей проходит по улицам города с лестницами и огнем и зажигает каждый фонарь. Прошли те времена, когда я брел по улице под дождем в полной темноте.