Эпилог
София
Я сижу в такси, зажатая между мамой и папой. Я как бы сетка посередине теннисного корта, а слова перелетают от мамы к папе и от папы к маме. Туда-сюда.
Они прыгают выше моей головы. Или понимания.
Люди так говорят, если чего-то не понимают.
Взрослые думают, будто произнесенное ими выше моего понимания. Мол, я маленькая и не слышу, что́ они говорят. Им кажется, я ничего не понимаю. Однажды я слушала разговор папы с Дереком. Тот сказал: «Есть в нем что-то мутное». А папа ответил: «Майна не потерпит о нем ни одного дурного слова». Когда они меня увидели, то как-то внезапно замолчали, а Дерек говорит: «Вы думаете…» А папа отвечает: «Не волнуйтесь, она ничего не поймет».
А вот и нет. Поняла.
Они говорили о Роуэне.
Я не тупая. Слушаю во все уши. Слушаю постоянно, а когда чего-то не понимаю, то догадываюсь или спрашиваю, о чем речь. Почти всегда спрашиваю маму с папой, но иногда… спрашиваю Роуэна.
Роуэн не считает, что я слишком маленькая, чтобы все понимать. Он рассказывает мне об изменениях климата, и почему премьер-министр никуда не годится, почему происходят разные нехорошие вещи. Вроде стрельбы или войны. Многие взрослые меняют голос, когда говорят с детьми, а вот Роуэн нет.
Я сама не знаю, умная я или нет. Меня много чего интересует. Я узнаю́, что к чему, а потом мой мозг это запоминает. Типа как еще до того, как Бекка заперла нас в подвале, мы пили чай, папа говорил, как мы с ним станем что-то выпекать, а Бекка сказала, что можно делать печенье из одуванчиков. Есть множество веб-сайтов.
Мама разрешает мне пользоваться Интернетом для поиска рецептов, так что я посмотрела. Бекка была права. Это называется
В парке прямо за нашим домом растет крапива, ежевика и съедобные цветы вроде фиалок, вечерниц и штокроз.
Однако наперстянка в пищу не годится. Она ядовитая.
Но откуда мне это знать? Мне же всего девять лет…
Роуэн много чему меня научил. Типа как искать что-то в Интернете, чтобы этого никто не заметил и не узнал. Или же как себя вести, чтобы мама с папой не догадались, что я что-то задумала.