Заложница

Поток неразборчивых слов вылетает из его рта, когда я увеличиваю давление. Слова смешиваются друг с другом:

— Сильнее. Жёстче. Позволь мне почувствовать тебя.

Стоун не ждёт моего повиновения. Он мягко и аккуратно скользит глубже в мой рот. Чем больше времени проходит, тем более диким и ненасытным становится его темп. Так, словно Стоун использует меня, отчего я завожусь даже больше, чем от собственного пальца, кружащего вокруг клитора. Я не могу это описать, но я точно знаю, когда мне надо шире раскрыть рот, когда слегка сильнее сжать его губами. Он словно создан для меня.

— Дааа, — Стоун стонет громче, — поработай теперь язычком.

На этот раз стон вырывается из меня, но звук получается гортанным. Не могу произнести ни слова, его член слишком глубоко во мне. Когда он стонет в ответ, я понимаю, что вибрации от моей попытки застонать приносят ему еще больше удовольствия. Он настолько глубоко, что может все это почувствовать.

— Трогай себя, — приказывает Стоун.

Потерявшись в ощущениях, я забываю о себе. Коленки разъезжаются на деревянном полу, и я раздвигаю ноги шире. Я одновременно смущена и бесстыдна, дарю удовольствие и получаю его. Когда мой большой палец снова находит клитор, резкие ощущения заставляют слезы выступить на моих глазах. Когда я трогала себя раньше, все ощущалось по-другому. Я могла снова и снова гладить чувствительную горошинку у себя между ног, но сейчас ощущения почти болезненны, и все, что мне остаётся, это кружить вокруг неё.

Я подстраиваюсь под его ритм, теряя себя в нем.

— Тебе нравится, маленькая птичка? — тон Стоуна не оставляет сомнений, что он знает ответ на свой вопрос. Он все видит сам, но хочет, чтобы я кивнула, пока он вбивается в меня снова и снова. Мои широко открытые глаза умоляют его о чем-то.

В его же глазах плещется нежность.

— Войди в себя. Твои пальцы такие влажные, что я отсюда могу уловить блеск на них.

Моя рука сжимается в кулак, покрытый влагой, как он и сказал. Я не могу сделать этого. Это из-за того, что я девственница? Или со мной что-то не так?

Стоун видит моё сомнение и придвигает свой ботинок между моих ног.

— Вот, — говорит он, словно даёт мне что-то.

Я моргаю, ничего не понимая, пока струя солоноватого предэякулята покрывает мой язык. Мой рот вбирает его все глубже, когда я решаюсь языком облизать его по кругу, отчего глаза Стоуна закатываются. Все мои действия исходят от сердца, я делаю все, чтобы удовлетворить его, но почему я не могу сделать то же самое с собой?

Я парю на самой грани, но никак не могу перекинуть себя через край. Чувствую себя в чёртовой ловушке.

— Давай, — уговаривает Стоун охрипшим голосом, — заставь себя кончить.

Носок его кожаного ботинка придвигается к моему самому чувствительному месту, и я вдруг понимаю, чего он хочет. Чтобы я прижалась к нему, а затем раскачивалась на нем, пропитывая чистую кожу своим возбуждением. Он пытается помочь мне найти освобождение. Я размещаю колени по обе стороны от его ноги и ощущаю себя так, словно наконец-то вернулась домой.

Устраиваюсь поудобнее, находя тот самый угол, под которым ощущения обостряются до максимума. То, как я двигаю своими бёдрами, то, как он не позволяет мне освободить его член, то, как он смотрит на меня все время. О боже, всё это слишком. И тогда на меня обрушивается удовольствие, заставляя мои глаза непроизвольно закатываться.

— Вот так, — говорит он, оттягивая волосы еще сильнее.

Я думала, что он контролировал ситуацию до сих пор, но Стоун только начал. Словно срываясь, он хватает мою голову и начинает вколачиваться в мой рот жёсткими и глубокими толчками. Мне тяжело дышать, потому что я полностью потеряна в моменте. Некогда думать о дыхании, пока мои бедра двигаются в сумасшедшем темпе, и от оргазма отделяет только одна или две секунды.

— О да, ты представляла себе все именно так? Нуждалась в этом, сладкая. Жёстко и грязно. И я единственный, кто может дать тебе это.

Из меня вырывается еще один стон в знак согласия, в то время как я чувствую приходящую волну оргазма. Я в мгновении от неизбежной разрядки.

Его движения почти причиняют боль, в то время как слова вырываются из него:

— Единственный, — говорит он насмешливым голосом. — Единственный настолько испорченный, чтобы заставить тебя кончить. Единственный, кто достаточно ошибался, чтобы ты могла почувствовать себя плохой.

Слезы выступают на глазах от силы его хватки на моих волосах и от его слов. Но оргазму наплевать на опасность, повисшую в воздухе. Он подкрадывается все ближе и ближе.

— Единственный больной на всю голову, — продолжает он. Не уверена, понимает ли Стоун, что произносит все это вслух. Выражение его лица жёсткое, словно он опять превратился в камень. — Так что теперь ты можешь прекратить притворяться маленькой послушной девочкой.

И тут я понимаю, о чем идёт речь: Стоун думает, что это мой мятеж. Что я просто захотела отвлечься от школы и богатеньких занудных парней. Что я хочу его только потому, что он испорчен.