Заложница артефакта

Ноно жила неподалёку от дворца в маленькой хижине, спрятанной в кустах шиповника. Про это строение ходили легенды: что оно стояло здесь ещё во времена Инквизиторских переселений, что нелюдимые ведьмы, сменяясь, жили в чёрной от копоти очага избушке, ворожили и лечили ариго, а главное, что никто и никогда не посмел выселить подальше от дворца ни одну из ведуний, якобы опасаясь гнева и мести. На памяти Фера редко кто осмеливался заглядывать к Ноно днём, все нуждающиеся в совете или в сильной древней магии приходили по ночам. Сам он тоже любил заглянуть к старухе вечерком, чтобы отец не узнал.

Остановившись у небольшого лаза в густых колючих кустах, Фер обернулся к невозмутимому северянину, следующему по пятам:

— Ты жди здесь. Я пойду один.

— Светлость, не имею права, — упрямо качнул головой Валь. — Не обращай на меня внимания, я буду незаметен.

Волна гнева родилась в груди, и Фер рявкнул, больше от бессилия, чем из злости:

— Я сказал — пойду один! Ты меня понял?!

Валь неожиданно покорно кивнул:

— Будь по-твоему, подожду.

Быстро он сдался! Даже странно… Но раздумывать над поведением телохранителя было некогда, и Фер, согнувшись почти вдвое, пробрался через колючки к заросшей мохом двери.

Ноно сидела в углу у очага и пряла. Этакий огромный грузный паук, перебирающий лапами нитки! Когда дверь скрипнула, впуская Фера, старуха подняла голову, откинув с лица пряди седых длинных волос и тихо спросила:

— Кто здесь?

— Я, — так же тихо, робея, ответил Фер, ощутив себя маленьким мальчиком, который без спроса пробрался к ведьме вместо послеобеденного сна.

— Так иди на свет, чтоб я тебя узнала, таинственный я, — проворчала Ноно. — Глаза не видят, уши не слышат…

— Это я, Фер, — он послушно подобрался ближе к очагу, миновав барьеры лавок и завалы веников, банок и небрежно брошенных рулонов пергаментов.

— А-а-а… Зачем пожаловал, новый ариго? Всё ли у тебя хорошо?

Корявые, когда-то бывшие, видимо, тонкими и изящными, пальцы Ноно пощипывали шерсть на кудле, закручивая её в нить, и Фер завороженно следил за этим вечным движением, забыв про вопрос. Потом кашлянул робко:

— Всё плохо, Ноно… Артефакт потерялся, магия ускользает от меня, отец и Леви… мертвы! Как будто я проклят!

Мутно-белые глаза уставились на него из-под выцветших коротких ресниц, и Ноно из паучихи превратилась в охотничью собаку. Для старой ведьмы решение чужих проблем всегда было любимым хобби: найти причину и устранить подходящими средствами. С кряхтением поднявшись, она отложила веретено и ткнула пальцем в лавку:

— Сядь!

Фер послушно опустился на деревянную доску, поёрзал, как в детстве, а Ноно грозно сдвинула брови:

— А ты иди отсюда! Ничего с твоим ариго не случится! Кыш, кыш!

Фер оглянулся. С кем это она, интересно, общается? И с удивлением увидел Валя. Тот оторвался от стены, с которой совершенно сливался минуту назад, и виновато выступил в круг света:

— У меня работа, госпожа ведьма…

— Кыш, кому сказано!

Ноно замахнулась на него прялкой, и северянин вжал голову в плечи, так и не двинувшись с места:

— Не могу! Долг…

— И у меня — долг! — старуха со стуком влепила прялку в скамью. — Хочешь остаться? Оставайся! Но язык я тебе залеплю, так и знай! Или память сотру. Я ведь могу…

Валь отшатнулся от безумного слепого взгляда Ноно, побледнел, но не сбежал. Только буркнул:

— Всё равно останусь.

Старуха пожала полными плечами и потеряла к нему всякий интерес. Нашарив на полке у очага пыльную бутылку, Ноно погладила её пальцами, забормотала что-то неразборчивое, потом достала откуда-то плошку и стукнула ею по столу:

— Умойся-ка этим и дай стечь сюда.

С трудом вытащив разбухшую пробку из бутылки, Ноно метко плеснула немного жидкости в подставленные горстью ладони Фера. Он с сомнением понюхал и обречённо обтёр лицо. Пахло мятой и немного плесенью, видно, бутылка долго стояла закупоренной. Вода капала в плошку, а Фера пробило на озноб — лицо захолодило, словно выглянул из окна на мороз. Ноно забрала посудину и зашептала заклинания: он понял это по древнему языку и даже разобрал несколько слов, «увидеть» и «мучение».

— Что там? — нетерпеливо спросил Фер, но старая ведьма отмахнулась:

— Узнаешь в своё время. Вот сейчас я…

Она достала с полочки относительно чистую тряпочку типа тех, которыми на кухнях дворца полировали тарелки, и замочила её в плошке. Потом проскрипела ворчливо:

— А высохнет — по ней все твои беды и прочитаем. А теперь дай мне немного крови. Надо твой артефакт искать.

Фер послушно протянул старухе руку. Острый нож блеснул в свете очага, укусил за ладонь, и боль запульсировала в сжавшемся кулаке. Ноно ловко подсунула грубый, вырезанный из кости неизвестного животного (хорошо бы животного вообще) бокал под тонкую густую струйку крови. Фер вдохнул несколько раз, чтобы успокоиться, и ведьма усмехнулась:

— Цыплёночек…

Крючковатые грубые пальцы насильно разжали кулак, пробежались неожиданно легко по глубокой ране, и ладонь защипало. Потом зачесалось, и Фер с облегчением увидел, что кровь перестала течь, а края рассеченной плоти сомкнулись сами собой, срослись и исчезли в розовой новой коже.