– Встань, Мириам! Мне не нужна раболепствующая служанка. Когда кто-то заискивает и подлизывается, всегда возникает мысль, что у этого человека нечиста совесть и какая-то тайная вина гложет душу.
Бронуин помогла Мириам подняться. Сердечная улыбка играла на ее устах, как первый лучик надежды, забрезживший в, смутной судьбе, унесшей ее вдаль от любимого Карадока.
Служанка робко ответила:
– Если у меня и есть тайная мысль, миледи, то только мысль стать лучше.
– В этом нет ничего постыдного, Мириам. Все мы должны стремиться стать лучше, хоть я и сделала шаг назад, надев на себя вот это, – Бронуин кивком указала на мальчишеские одежды, которые она швырнула вчера в заколоченные ставни. – Думаю, все же придется попросить тебя одолжить мне платье.
– О, нет, миледи! – воскликнула служанка с радостно заблестевшими глазами. – Совсем забыла сказать вам! Я побывала в комнате швей – забрала одно ваше платье. Они работали всю ночь, но зато теперь у вас есть приличный наряд для сегодняшнего пира, во время которого милорд представит вас своим родным.
Бронуин побледнела. Ульрик же – седьмой сын!
– Черт побери, сколько же у него родных – прошептала она, словно говорила о демонах, а не о будущих родственниках.
– О, Кенты – это целый семейный клан, но они не смогут не полюбить вас… если, конечно, вы будете держать себя в руках.
– Могу себе представить!
В самом деле, Бронуин могла представить себе, что подумают родные Ульрика о ней, уэльском тельце на заклание, которого приносят в жертву их сыну – рыцарю, приобретающему во владение ее земли. Понимая, насколько ценен совет, данный Мириам, Бронуин с запинкой проговорила:
– Я сделаю все возможное, чтобы произвести на них благоприятное впечатление.
– А я постараюсь, чтобы вы выглядели как ангел с волосами цвета воронова крыла.
Несколько часов спустя Бронуин была еще больше, чем прежде, поражена ловкостью рук служанки. Девушка просто сотворила чудеса с ее непослушными кудрями, и Бронуин не стала надевать вуаль и шапочку, присланные вместе с новым платьем. Нижнее платье было так красиво, что не хотелось прикрывать его верхним – из бледно-голубого шелка, отороченным белым мехом с вкраплениями серого вокруг выреза и на узких разрезах рукавов. Честное слово, в этом платье она выглядела бы принцессой даже с не уложенными в прическу короткими волосами! Англичанки знают, как преподнести свою красоту наилучшим образом и скрыть отсутствие оной! Если бы мать могла ее сейчас видеть!
Хотя Бронуин и была довольна старанием служанки и плодами ее усилий, но волновалась она нею вторую половину дня. Если бы на полу лежал ковер, она истерла б его, потому как без устали расхаживала по комнате в мягких туфлях из козловой кожи, которые Мириам раздобыла у одной из мастериц, больше всех стремившихся угодить будущей леди Карадок своим рукоделием. Пребывая в таком возбужденном состоянии, Бронуин боялась испортить платье дурным запахом пота, несмотря на душистый тальк и прохладный воздух и комнате. Опасаясь помять платье, она ни разу не присела… да и не смогла бы усидеть на месте.
Наконец, вся, сияя, появилась Мириам.
– Леди Кент прислала меня за вами, миледи!
Бронуин показалось, будто все внутри из нее вдруг выпало на холодный пол, и сердце в том числе.
– Как я выгляжу?.. То есть, конечно, до матери Вольфа… Ульрика… мне дела нет… но что подумают обо мне придворные?
– Вы похожи на обворожительную черную птицу, миледи, – уверила ее служанка, наклоняясь, чтобы ущипнуть щеки молодой дамы, сделав их румяными.
«Обворожительная черная птица», – с надеждой повторила про себя Бронуин, проходя по коридорам, освещенным факелами. Она предполагала, что девушке известно уэльское значение ее имени, раз та жила на границе с Уэльсом. Бронуин улыбнулась, еще раз порадовавшись, что нашелся для нее хоть один друг в этом чуждом мире.
Через открытые ставни окон коридора проникал свет, но от ледяных сквозняков, причиной которых и были открытые ставни, пробирала дрожь. Из-за дыма факелов было трудно дышать. Сердце отозвалось на стук Мириам в двустворчатую дверь комнаты, явно большего размера, чем та, которую отвели ей. Мысль об оскорбительном пренебрежении не пришла Бронуин в голову, волновала ее лишь предстоящая встреча с матерью златовласого рыцаря, который вскоре должен был стать лордом Карадока.
– Войдите!
Это не был голос чудовища, но теплоты в нем было не больше, чем в переходах дворца, полных сквозняков. Мириам вошла в комнату первой, чтобы объявить о приходе своей госпожи.
– Леди Бронуин Карадокская пришла навестить вас, миледи!
– Хорошо, войдите же, дитя мое! Нам не терпится взглянуть на вас!
«Нам», – рассердилась Бронуин, удивляясь самонадеянности женщины, требующей королевского обожествления своей персоны. Однако молодая дама подавила возмущение, взметнувшееся в душе, и вошла с таким величественным видом, какой только смогла принять. «Нам» произнесенное леди, находящейся в комнате, получило свое объяснение: здесь собралось не менее двенадцати женщин, одетых так же богато, как и она, и воззрившихся на нее, словно на голове у вошедшей росли рога.