Вставать мне уже тяжело. Остаюсь сидеть на пледе, поджав ноги, машу сыну рукой. Порыв ветра разворачивает змея так резко, что едва не сбивает Серёжку с ног, благо отец рядом на подстраховке. Небо — бесконечно голубое. Ветер треплет мои волосы, играет нашим змеем, и он кажется птицей, что рвётся в голубую даль.
Всё будет хорошо. Беспокоил меня только маленький незаметный человек. Не в правилах Давида оставлять врагов жить. Но вмешиваться я не буду. Он у меня умный. Лиза сказала, что Давид из любой заварухи выходит в плюсе, и пошутила, что не удивилась бы, если лет через десять я уже женой президента буду…
— Первая леди, — фыркнула я.
Про себя добавила — шлюха. И плевать.
— Папа, смотри! Мама!
Серёжку переполняет счастье, голову наверх запрокинул, в глазах радость, змеем любуется. Тепло затопляет меня изнутри, но теперь не только. Светлое платье стремительно темнеет, намокая. Воды отошли.
— Давид, — встревоженно я. Оборачивается, смотрит на меня. Порыв ветра стих, отдаёт змея сыну, идет ко мне. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Сначала я, — говорит он. — Это странно немного, я никогда никому этого не говорил, даже не испытывал. Но чувствую потребность сказать. Славка, я тебя, кажется, люблю.
Такой большой, умный, красивый мужчина, а смотрит пытливо, боится словно. Мне смешно и радостно, воистину, лучший день для рождения дочери.
— И я тебя люблю, — говорю я, и мне легче, я произносил эти слова десятки раз, и все ему.
— Постой, а чего у тебя платье мокрое?
Снова смеюсь, глядя на то, как испуганно округляются глаза мужа. Подхватывает меня на руки, зовёт Серёжку, несёт к дому. И чего рожать боялась? С Давидом ничего не страшно.
Конец