Заложницы вождя

Капитан подступил к Анне вплотную, почти касался ее, женщина невольно встала. — Ходишь по лезвию ножа, смотри, случаем не обрежься. Ненароком упадешь в ковш с металлом, или на ножи к зекам. Инвалидом в наши дни — хуже некуда. — В словах переменчивого капитана была уже не мифическая, а вполне реальная угроза, и Анне стало так холодно, что она плотнее запахнула расстегнувшуюся кофту. — Считай, что я тебе больше ничего не предлагал. Иди!

Анна попыталась что-то сказать, но горло перехватило. Поняла, что доигралась, подписала себе смертный приговор. Странный капитан в наушниках, с порчеными зубами давал ей шанс, а она…

— Гражданин начальник, — застыла у порога, — скажите, ради всего святого, что теперь со мной будет? Молода, еще и не жила, а теперь… неужто у вас нет сердца? — Столько слез было в голосе женщины, что капитан сделал вид, будто заколебался.

— Да, я хотел тебе помочь, потому как внешне ты весьма симпатична, не подумай о сожительстве, просто… настоящие мужчины гибли ради женщин не только в благородном обществе. Теперь будешь знать правду, — неожиданная мысль придала Кушаку вдохновение, успокоила, сам только что был на волосок от большой неприятности, ибо Хозяин никому не спускает промашки.

— Ты, Анна Пффаф, находишься под наблюдением НКВД, только, чур, об этом — молчок. Я тебе ничего не говорил.

— Арестовать хотят? — всхлипнула Анна, тошнота подступила к горлу: «Вот, оказывается, и конец. Боже мой! Ведь она так и предполагала — нас уничтожат рано или поздно, вряд ли кто-нибудь выйдет на волю. Недаром об этом шептались женщины в бараке». Однако Анна тут же подумала и о том, что в словах капитана имеется неувязка. Если ее хотят арестовать, то зачем брать ее в домработницы? — Тяжко вздохнула: за какие провинности пред Господом и пред людьми ее так карает судьба?

— Все тебе разжуй да в рот положи, об остальном догадывайся сама, не то и меня под монастырь подведешь. — Капитан эту сцену сыграл превосходно, сам нравился себе. Анна была готова на все. Еще мазок и…

— Гражданин капитан, — взмолилась озадаченная, напуганная женщина, — скажите, что мне делать? И про вашего хозяина… Что за человек?

— Разве тебе не все равно, кто спасет от неволи — сатана или ангел?

На языке у Анны повисла фраза: «Он что, сатана?». Однако ему было не до словесных выкрутас. Она согласилась бы в эти минуты пойти в услужение и к сатане, только бы не попасть в «ежовые рукавицы» НКВД.

— Я беру все слова свои обратно, — Анна заискивающе заглянула в глаза капитана, — согласна на все. — Холодящий душу липкий страх объял женщину. Сколько жутких рассказов слышала она о застенках, в которых пытают и ломают политических, и разум не мог примириться с тем, что ее молодое и еще здоровое тело будут подвергать пыткам.

— Так и быть, прощу тебе глупое упрямство! — капитан втайне торжествовал: добился своего, и хотя сие не совсем обычное задание было ему не по душе, внутри все бунтовало, однако привык подчиняться старшим по званию и по должности, а этот Хозяин… При одном воспоминании об этом не совсем обычном для органов человеке холодок проходил между лопатками. — Но… запомни, Анна Пффаф: о нашем уговоре никому ни слова, ни полслова, иначе — конец. Тебя арестуют прямо в цехе, на виду у всех товарок, чтобы не было лишних разговоров. Не пугайся, вынырнешь ты, как золотая рыбка, прямо в раю. И еще. От твоего послушания зависит вся дальнейшая судьба. Боюсь, с тобой мы больше никогда не встретимся. Напоследок скажи откровенно: фрау Ряшке, почему она не любит советскую власть?

— Откуда мне знать, почему? Не любит, и все. — Анна все еще была во власти таинственного уговора с капитаном и плохо соображала, что говорит. Но, взглянув в лицо капитана, поняла, что снова проговорилась. Надобно резко ответить, с чего, мол, вы взяли про советскую власть, а она… подтвердила догадку начальника про нелюбовь фрау Ряшке.

— Ладно, прощай, хоть поцелуй меня за услугу.

Анна послушно подошла к капитану и, стараясь не показать подступившей брезгливости, поцеловала начальника в губы и тут же кинулась к дверям, будто застыдившись вынужденного поступка.