Заложницы вождя

Хозяин вошел неслышно, лишь чуть звякнув щеколдой, запирая дом. И еще Эльзе почудилось, будто бы он тихо-тихо отдал кому-то приказание, однако эту догадку отмела сразу: «С кем может шептаться хозяин в доме, где нет людей?». Она еще не видела самого Каримова, но хорошо представляла, как тяжело снимает он шинель, стягивает с ног бурки, затем… Эльза почувствовала на себе его сверлящий взгляд. Каримов обошел ее сзади, нежно поцеловал в затылок, облапил со спины. Эльзу охватил леденящий страх: «Зачем он это делает? Разве может старик целовать девчонку?». Начальнику управления кадров было лет сорок пять, однако не только столь почтенный, по ее понятию, возраст смутил Эльзу. Она испугалась еще и потому, что была ссыльной, немкой, человеком второго сорта. И вдруг… большой сибиряк-начальник забыл, видимо, про ее тяжкий крест.

— Ну-с, хватит притворяться, будто спишь! — нарочито-укоряюще произнес Каримов, утробно хихикнул, плотоядно потер влажные ладони. — Ты ведь не спишь. Только один несравненный Ходжа Насреддин мог спокойно спать и видеть сны, лежа на острых камушках.

— О, извините меня, пожалуйста! — притворно встрепенулась Эльза. — Я, правда, немного сегодня устала. Простите меня, гражданин начальник!

— О, правоверные! — Картинно воздел руки к потолку Каримов. — Горлица моя, ты ведь ничего без меня не ела. Неужели побрезговала моей скромной пищей? Знаешь, как в Коране записано: «Руки дающего не отталкивают».

— Я побоялась, — честно призналась Эльза. Каримов, оказывается, не столь и страшен.

— Запомни, моя горлица! — глубокомысленно проговорил Каримов. — Если мой взгляд упал на тебя, можешь считать себя осчастливленной. На востоке есть мудрая поговорка: «Лучше щедрые ладони, чем крепкий кулак». Людей на земле не меньше, чем песчинок на речном берегу. У каждой ящерицы своя норка. Так и у людей. Одним лучше бы не появляться на свет, ибо они лишь засоряют землю, взгляни на наших доходяг, это же ходячая зараза. Другие существуют ради поддержания рода человеческого, третьи — сильные и умные, осененные небесной благодатью, имеют право на процветание. Это не просто красивые слова товарища Каримова. Это — древняя философия уратов. Подожди-ка меня здесь.

Каримов удалился в соседнюю комнату, а когда появился на пороге кухни, Эльза даже глаза зажмурила. На хозяине был расшитый золотыми нитями восточный халат. На ногах — мягкие туфли с загнутыми носами. На пальцах хозяина ярко сверкали дорогие перстни. Через правую руку Каримова был перекинут еще один халат. Хозяин взмахнул яркой шелковой тканью перед глазами изумленной девушки, затем небрежным жестом набросил халат на ее дрожащие плечи. — Бери! Я дарю тебе это скромное одеяние! Смотри, не отказывайся, не обижай меня. Халат — китайский, очень дорогой по нынешним временам. Тебе он великоват, зато чувствовать себя в нем будешь, как шахиня Ирана. Еще запомни, горлица, я — восточный человек, а по нашим законам женщина обязана выполнять любую волю мужчины. — Каримов огладил худенькие плечи девушки.

— Что вы, зачем? — Эльза нервно передернула плечами. Халат, казалось, жег тело, проникал огнем сквозь ткань фуфайки. Она покраснела до корней волос, робко взглянула в лицо Каримова. — Зачем вы смеетесь над бедной девушкой? Я не могу принять такой дорогой подарок, ничем его не заслужила. Отпустите меня в барак.

— Экие пустяки! — небрежно-весело отмахнулся Каримов. Лицо лоснилось от гордости. — У меня, горлица, одеяний цариц вполне достаточно, а такого тряпья… Читала про пещеру Алладина? Считай, что ты побывала в ней. — Каримов приподнял лицо девушки за подбородок, пытливо заглянул в глаза. — А милости мои с лихвой отслужишь, придет и твое время собирать камни, я никогда женщин не тороплю.

— Я очень устала. — Эльза чувствовала: если сейчас не поест, рухнет на пол без сознания.

— Понимаю тебя. Иди прямо по коридору. Первая комната налево — ванная. Разденься, прими теплый душ, найдешь мыло на полке, иранское. Там же — кремы, благовония. Смой с себя тревоги и сомнения, предстань предо мной в первозданной чистоте. А я, тем временем, потру волшебный фонарь Алладина, попрошу всемогущего джина накрыть стол и по-домашнему, как старые друзья, поужинаем.

— Я — ссыльная девушка, — пролепетала Эльза, — вы — начальник, поэтому…

— В священных книгах сказано: «Все люди — братья!». Каримов неназойливо, по-отечески приобнял Эльзу и легонько вытолкнул девушку в коридор.