Заложницы вождя

«Когда я был мальчишкой,
Носил я брюки-клеш,
Соломенную шляпу,
В кармане финский нож».

— К чему эта припевка: меня в том ВОХРе за большого пахана до сих пор считают, хороший слушок обо мне прошелестел, а охранники тоже люди, боятся наших ножей, а тот… Платонычем его зовут, гад из гадов, есть его, за что покарать. На том и петь будем. Ну, пока, седой, до вечера!

После обеда, часа в четыре, в доменном неожиданно сыграли большой сбор. Оказывается, в цех прибыло под охраной самое высокое руководство. Вскоре ребята увидели его. Впереди вышагивал начальник комбината — огромного роста мужчина в генеральской шинели и папахе, болезненное, одутловатое лицо генерала отливало желтизной. За ним, как всегда, семенил заместитель по режиму, он же начальник управления кадров Каримов, тоже в комсоставской шинели, позади них толпились какие-то чины помельче рангом. На глазах начальника комбината Каримов запросто подошел к Борису Банатурскому, пожал ему руку, покосился на своего шефа, вот, мол, смотрите, я работяг лично знаю.

Генерал оглядел доменщиков, которых спешно согнали на свободный «пятачок» перед первой печью, привстал на чугунную чушку:

— Братцы! — простуженным басом начал краткую речь. — Знаю, работаете на последнем пределе, сочувствую, сам едва дышу, но, поверьте, скоро войне конец, тогда и отдохнем всласть. А пока… у меня старая песня: «Фронту нужен металл». Наши ученые разработали новую технологию. Суть ее вкратце такова: мировая практика на домнах имеет норму подачи кислорода в дутье, превышать которое никто не решается. В Америке, а недавно и в имперской Германии, была предпринята попытка увеличить процент подачи кислорода в дутье, но… домна взлетела на воздух. — Генерал тяжело вздохнул, вытер пот со лба. — Короче говоря, нам с вами ошибаться нельзя. Посему приказываю: за два месяца провести сложный эксперимент, надо заставить домну-матушку взять кислорода больше, чем положено на один-два процента. Дело крайне рискованное, но кто, скажите, в войну не рискует? Зато в случае удачи мы получим дополнительно многие тысячи тонн чугуна.

Далее начальник комбината рассказал ребятам, что такое государственное дело нельзя проводить на шап-шарап, придется поднатужиться, не останавливая плавок, вечерами будем перестраивать системы газоподач. Коллектив цеха с сего дня переводится на казарменное положение. Выход за ворота комбината до особого разрешения запрещается. И под конец краткой речи сообщил ошеломляющую новость:

— Эксперимент поручаю ленинградской бригаде Валентина Курочкина. Ребята, вы не робкого десятка, прошли огни, воды и медные трубы. Думаю, и тут не сдрейфите.

— Да, да, эти не сдрейфят, — подхватил Каримов, ловко вынырнув из-за широченной генеральской спины. — Я этих гвардейцев хорошо знаю. — Указал на Банатурского. — К примеру, вон тот, седой, его Борисом зовут. Помните, товарищ генерал, это он домну спас от взрыва.

— Не я спас печь, — возразил Борис, краснея от смущения перед ребятами, — это бригадир наш Курочкин. Если бы не он, то…

— Не к месту, братец, ложная скромность, — устало процедил генерал, — мы никого не забываем, хочу, кстати, сообщить: за спасение доменной печи вы, двое, предоставлены к правительственным наградам, так что, просверливайте дырочки на пиджаках. Генерал вдруг пошатнулся, невольно прислонился к стене, испачкав шинель. Каримов воспользовался паузой, стал поспешно вручать членам бригады аванс за будущий опасный эксперимент, как говорится, плату за страх — отрезы на брюки цвета хаки, коробки шоколадных конфет. Передавая коробку Борису, дружески подмигнул:

— Теперь, седой, все сибирские девчата-твои…

К БЛАТНЫМ ЗА ПОДМОГОЙ

Вечером, как и было условлено, Борис встретился с «Топориком» в назначенном месте. Бывший уголовник пришел не один — Борис не сразу признал «Буру», знакомого ворюгу с интеллигентной внешностью. Поздоровались за руки, как порядочные. О неприятном прошлом, невольно связавшим обе стороны, никто в этот вечер не вспомнил. Было другое дело, которое требовалось, по словам «Топорика», «обтяпать». По описанию Бориса, бывшие блатари сразу догадались, о ком идет речь: Эльзу «брал» Платоныч — старший вохровец, гад, каких на белом свете раз, два и обчелся. Тут же решил, не откладывая, начать разведывательные действия.

Скрытно, чтобы не привлечь внимания запоздалых прохожих, потенциальных свидетелей, добрались до окраинного района, в сплошной темноте подкрались к двухэтажному кирпичному дому, огороженному высоким забором. С парадной стороны окружающую местность освещал луч прожектора. «Топорик» быстро отыскал кнопку звонка, решительно нажал на черную пуговку. Спустя несколько мгновений в калитке, забранной железными полосами, откинулся «глазок», хриплый голос недовольно спросил:

— Какого лешака надобно?

— Платоныч, ты?

— Допустим, что из того?

— Выскользни-ка за барьер на минутку, дело есть.

— А ты кто?