— Волею судьбы вы уже стали феррашами. Нох ферштейн? По-арабски — «ферраши» — слуги, расстилающие ковры для господина. Исполнять работу с коврами довольно легко, иное дело — трудиться на оборонном заводе, сутками стоять у огня, точить и прессовать снаряды для уничтожения захватчиков, особенно если они одной с тобой крови, это тяжко и физически, и нравственно. И потом… вас никогда не простят даже немцы, узнав, кто отливал для них пули. — Устав от столь пространной речи, Каримов вновь наполнил фужер вином, не приглашая женщин, выпил, вытер салфеткой влажные губы. — Теперь о словах этой паршивой девчонки. Признаюсь, у меня в спальне перебывало много женщин разных наций, очень много. Считаю, это заслуженно, и полагаю: Аллах ниспослал на меня сию благодать. У мусульман, к коим я себя втайне отношу, существует древний закон, нарушить который — страшный грех: «мужчина вправе иметь столько жен, сколько он может прокормить». Однако, признаюсь, до вас у меня не было немецких женщин. Обладать ими мне казалось заманчивым и экзотичным, клянусь Хафсой, одной из четырех жен пророка Мухаммеда! Анна, ты довольна мной?
— Вполне довольна, хозяин. — Анна едва слышно прошептала сии слова, и мертвенная бледность залила ее лицо, отчего черты его сделались некрасивыми.
— Пожалуйста, гражданин начальник, — жалобно, по-девчоночьи захныкала Эльза, — отпустите меня в барак. Или снова в камеру. — Она сообразила, что дело принимает худой оборот, о котором легко было догадаться. Каримов устраивает маленький немецкий гарем и хочет сделать их этими проклятыми феррашами. — В груди ее крепла уверенность, что всесильному хозяину она не поддастся даже под угрозой смерти. — В камеру вернуться желаешь? К мышам? К зверям-охранникам? — Уголки рта Каримова жестко затвердели. — Погибель ищешь? — Когда говорит мужчина, женщина, тем более девчонка, должна внимать и помалкивать. Барак от тебя не уйдет, как и тюрьма. — Каримов почесал волосатую грудь, азарт охотника начал спадать, глядя на этого и впрямь мослатого волчонка. — Отсюда вы можете выйти другими людьми, я помогу вам исправиться. Вы, надеюсь, понимаете, я мог бы свободно выбрать вместо вас красавиц — украинок, евреек, татарок, наконец, местных сибирячек. Они, как те пролетарии, которым нечего терять. Не-че-го терять! А найти можете многое! — Как древний мудрец Каримов поднял вверх указательный палец, будто собирался произнести заклинания. — Главное мое личное расположение, а оно здесь дорого стоит. Я понятно говорю?
Анна, а за ней и замешкавшаяся на мгновение Эльза согласно закивали головами. Каримов говорил понятно. Это они уже знали: хочет — казнит, хочет — помилует.
— Коль все уразумели, то марш-марш в объятия морфея! Я скоро приду навестить вас! — Каримов встал, пошатнулся, едва не уронил тарелку. — Завтра я, возможно, отпущу вас и щедро вознагражу. — Мы вернемся в барак? — Анна ухватилась за рукав халата Каримова. Совсем недавно мечтала об избавлении, готова была на все ради того, чтобы не ходить на работу под конвоем, а теперь мечтала о встрече с землячками, как о небесном благе.
— Да, вы будете выглядеть героями. Затем переведу на более легкие работы, в другой, естественно, цех, — Каримов загнул указательный палец, — во-вторых, прикажу выдать новое белье, дополнительное питание. Наконец, в-четвертых, если станете послушны и молчаливы, как глухонемые евнухи, постараюсь переселить вас из бараков в общежитие расконвоированных заключенных, так называемых, вольнопоселенцев, там режим, как в детском саду. Но и у меня есть к вам условия: немецкие фамилии, раздражающие слух россиян, на время придется забыть. Весной направлю в подшефный колхоз, на молочко, на свежую зелень. Годится? Ну, а коль разинете очаровательные ротики, то… Провел ребром ладони по горлу. — Не пугайтесь, все будет хорошо, а теперь, пора бай-бай. Анна, покажи подружке спальню. Хотя…я сам провожу вас.
Ссыльные послушно двинулись за хозяином дома. Каримов завел ссыльных в богато обставленную спальную комнату — ковры по стенам и даже, это особенно удивило Эльзу, ковры на потолке. Трудно было представить, что здесь коротает ночи бедный холостяк, горящий на оборонной работе. — У генерала здесь денщик и охрана, — тихо сказала Анна, — не дури особенно-то.
— Никого не видно и не слышно. — прошептала в ответ Эльза. Ее удивило, что две кровати стояли рядом, застелены обе шелковыми покрывалами с китайскими драконами.
Немки застыли посреди комнаты. Внимательно наблюдали за хозяином, ожидали, когда он укажет им постели и сам удалится. Однако Каримов и не думал уходить. Он извлек из потайного шкафчика в стене новую бутылку вина, три красивых бокала, наполнил их до краев. Эльза прислонилась к стене, была в полуобморочном состоянии — ни пить, ни есть не могла, все плыло перед глазами, поташнивало, однако рассудок не теряла, все время молила Бога, чтоб избавил ее от кары небесной, укрыл чужой грех.