Залпы с берега

Ночью 16 октября наши бойцы задержали двух неприятельских разведчиков, пытавшихся высадиться со шлюпки на Бьёрке. На допросе они поначалу держались довольно нагло, с чувством собственного превосходства. На вопросы не отвечали, а твердили одно: «Ленинград и Кронштадт взяты, все равно вам скоро конец. Вы тут на островах обречены».

Но прошло несколько дней, и пленные почувствовали, что наше положение не столь уж безнадежно, как это им внушили, и разговорились. Они показали, что для взятия Бьёрке и соседних островов в район Койвисто специально переброшены с Ханко десантный батальон морской пехоты и горнострелковый батальон. В бухтах на материке собрано около тридцати десантных судов. Кроме того, около Койвисто сосредоточено около полка пехоты, саперная рота и другие подразделения. Выходило, что противник, не сумев захватить наши острова с ходу, вел теперь тщательную и планомерную подготовку к десанту. Непокоренные островные гарнизоны сидели у него, как заноза в глазу.

С очередной оказией пленные были отправлены в штаб флота, в Кронштадт, который, как они полагали, давно был занят их войсками.

А у нас не прекращались ожесточенные дуэли с неприятельскими батареями. Над островом кружили самолеты. С них сыпались не только бомбы, но и тысячи листовок. «Сдавайтесь! Москва и Ленинград пали, — писали в них фашисты. Гарантируем хорошее обращение с пленными и скорое возвращение домой после окончания войны». Это же кричали мощные репродукторы, установленные на берегу и на катерах. Но ничего, кроме нового прилива злобы к врагу, эта примитивная пропаганда не вызывала у островитян.

21 октября мы подверглись самому мощному за все время огневому налету. За полтора часа противник выпустил около тысячи снарядов. Не оставляла нас в покое и авиация. Группы по десять самолетов вели разведку, сбрасывали бомбы. Несколько бомб упало и в районе нашей батареи, но, к счастью, вреда они не причинили. В этот день особенно жаркая работа выпала на долю зенитно-пулеметного расчета старшины Молчана. Трассы его счетверенного пулемета то и дело тянулись к неприятельским самолетам.

К вечеру одна из фашистских машин была подбита над островом. Правда, установить, кому принадлежала эта заслуга, оказалось невозможно. Все зенитчики Бьёрке, безостановочно палившие в тот момент, уверяли, что это их, и только их трофей.

После такой активности со стороны врага мы были уверены, что ночью надо ждать не иначе как высадки крупного десанта. Но наши опасения оказались преувеличенными. Правда, попытка высадиться около военной пристани была предпринята. Но это был небольшой разведывательный десант, который легко отогнали артиллерийским и пулеметным огнем.

С этого времени враг изменил тактику. По-видимому, фашисты решили, что для морского десанта наши острова — слишком крепкий орешек, и решили дожидаться ледостава. Изменилось содержание листовок и передач по громкоговорителям. Тон их стал ультимативным. Нам назначался день и час капитуляции. «Если не капитулируете — сравняем острова с водой», — следовали угрозы. Этот ультимативный тон мы восприняли как признак бессилия. По репродукторам, как только они подавали свой голос, мы по-прежнему открывали стрельбу. В часы, когда истекал назначенный врагом срок капитуляции, все орудия и пулеметы, достающие до материка, начинали огневой налет.

Теперь свои удары противник старался нанести главным образом по причалам, в том числе и по новой южной пристани, укрытой от наблюдения с материка. Стрельба по ней корректировалась с самолета. Нападали самолеты и на наши корабли, поддерживающие связь островов с Большой землей. По ночам вражеские катера проносились по Бьёрке-зунду, обрабатывая передний край нашей обороны из автоматических пушек.

В борьбе с неприятельской артиллерией тяжело приходилось 45-миллиметровым батареям на северном берегу острова. Они несли большие потери в людях. Однако выход из этого положения был найден. Комендант сектора предложил сделать их кочующими. И вот пушки всех трех батарей были водружены на грузовики, а на их место поставлены фальшивые орудия.

Несколько суток продолжал противник бить по ложным батареям. А пушки на автомашинах незаметно меняли свои места. Особенно ловко действовал Леонид Панасов. Он выбрал себе десять огневых позиций. Каждую ночь выходил на одну из них, совершал огневой налет по переднему краю фашистов и сразу же перемещался на следующую позицию, чтобы повторить удар.

С особым упорством враг обрушивал теперь фугасные и зажигательные снаряды на Саремпю и другие островные деревушки. Он, надо полагать, считал, что с наступлением холодов защитники Бьёрке не захотят оставаться в землянках и переберутся в теплые деревенские дома. Но ничего подобного у нас и в мыслях не было. Мы не собирались удаляться от огневых позиций.

А холода действительно не заставили себя ждать. И на повестку дня встал вопрос о зимней обороне.