Залпы с берега

— Никогда не мог представить, что нам придется отсюда уходить. И что это будет так трудно. Наверное, «под давлением превосходящих сил противника» и то было б легче.

— Мы солдаты, комиссар. Начальству виднее. Значит, утешимся тем, что все это на пользу делу. Может быть, с этого отступления начнется наше наступление под Ленинградом.

Убеждать другого человека все-таки было легче, чем самого себя.

Артиллеристы сразу же взялись за дело. Нам предстояло демонтировать орудия и вручную доставить их вместе с боеприпасами к новому причалу. Спать в эту ночь не пришлось. Под руководством неутомимого Женаева и старшины комендоров Кубякова огневой взвод трудился не покладая рук.

— А ну, качнем! — звучало над огневой позицией. — Раз-два, взяли! Еще взяли!..

Невольно вспомнилось наше прибытие на Бьёрке. Тоже работали вот так... Нет, совсем не так, совсем все не похоже! И даже погода подчеркивала это. Тогда была весна, теперь — мрачная осень.

Работать приходилось с соблюдением всех мер маскировки. Едва появлялись разведывательные самолеты, все люди укрывались в лесу. Это замедляло работу, а срок и без того был жесткий. Соседняя батарея периодически вела огонь то по Койвисто, то по неприятельским батареям. Ей предстояло стрелять до самого конца, после чего взлететь на воздух. Отлично там справлялись с делом лейтенанты Ф, Юдин и И. Бутко. Била по заранее разработанному режиму и одна подвижная 45-миллиметровая пушка, часто меняя позиции. Ночью стреляли по материку и пулеметчики. Одним словом, делалось все, чтобы противник не догадался о нашем решении покинуть острова.

Срок погрузки на буксиры и баржи передвинули на сутки. Таким образом, грузиться нам предстояло в ночь на 31 октября. Но из-за тумана суда ночью не смогли подойти к причалу. Они ошвартовались, лишь когда рассвело. Заранее разработанный план затрещал.

Погрузка началась в полдень. Понятно, что никто из артиллеристов не имел достаточного опыта в выполнении такой работы. Суда не были приспособлены для приема техники с необорудованного побережья. И к 18 часам, когда погрузка по плану должна была быть закончена, на пирсе и около него лежала чуть ли не половина увозимого имущества.

Работы продолжили на два часа. Но и к 20 часам им не было видно конца. Прибавили еще два часа.

В 21 час, высветив черные контуры сосен и берез, на острове прогремел мощный взрыв. Мы оглянулись в тревоге. Что бы это могло значить? Через несколько минут все уже знали, что назначенный на 3 часа ночи взрыв командного пункта дивизиона произошел преждевременно. Начальник инженерной службы острова военинженер 3 ранга Молчанов, руководивший подрывными работами, допустил какую-то оплошность. То ли он ошибся с установкой времени в часовом механизме мины, то ли оказалась неисправной взрывная машинка. Об этом теперь можно было только гадать: Молчанов погиб во время взрыва. С ним погибли два командира и несколько краснофлотцев.

Бетонная башня перестала существовать. Управление батареями и подразделениями, прикрывавшими эвакуацию, нарушилось. Замолчали орудия. «Ну, мелькнула мысль, — теперь враг поймет, что у нас тут происходит». Но замешательство людей, посылавших в неприятеля последние залпы, через несколько минут прошло. Снова загремел орудийный гром. Противник так ни о чем и не догадался.

С погрузкой техники не управились и к 22 часам. Поступил приказ: «Все, что не успели погрузить, вывести из строя. Начать посадку людей».

Теперь наступила самая горячая пора для меня. На время эвакуации я был назначен комендантом пункта посадки. Люди начали занимать места на судах. Время от времени близ причала с грохотом разрывались снаряды. Противник-то ведь знал о приходе к острову судов и не без основания полагал, что они что-то грузят или выгружают. Но неприятельские залпы падали с недолетом и не причиняли нам вреда.

Около часу ночи прогремели взрывы на шестидюймовой батарее, и она замолчала навсегда. Вскоре ее расчеты появились на причале. Последние защитники Бьёрке поднялись по сходне на баржу. Пошел и я вслед за ними. В 1 час 30 минут 1 ноября суда снялись со швартовов и взяли курс на Кронштадт.

Я стоял на палубе и смотрел, как таяли во тьме смутные очертания острова. Выл штиль. Медленно падали крупные хлопья мокрого снега. И хоть усталость валила с ног, спускаться вниз не хотелось. В памяти я перебирал все, что было связано с более чем двухлетним пребыванием на Бьёрке. И не мог вспомнить ничего плохого, отягощающего душу. Наверное, если не считать месяцев войны, время, что прожил я тут, было самым счастливым в моей жизни.

Я полюбил Балтику — немного хмурую, не очень постоянную, но по-своему величественную и красивую. Полюбил своеобразную островную жизнь. Во всех этих чувствах не последнее место занимала гордость наследника: ведь в этом углу Балтийского моря впервые стал на ноги и заявил о себе российский флот. Здесь гремели славные битвы. Отсюда, из Финского залива, уходили в первые кругосветные плавания русские корабли. И наш старик Бьёрке еще в середине прошлого века принял на свою землю русские орудия.