Залпы с берега

«Скрытно, в маскировочных белых халатах отряд шел по льду залива. Под покровом ночи лыжники незамеченными вышли в тыл противника и к рассвету прибыли в заданный район, где уточнили боевую задачу. Отряд разделился на три боевые группы.

Одну из групп, которой предстояло разгромить вражеский штаб, вел в бой сержант Пушкарев. Краснофлотец Остроминский из состава этой группы ловким броском снял вражеского часового. Завязалась жаркая схватка. Сержант Пушкарев бросил несколько гранат в окно штаба. Фашисты устремились к двери, но брошенная Моисеевым граната настигла их.

Моряки ворвались в помещение штаба, штыком и прикладом добили оставшихся в живых гитлеровцев. По деревне раздавалось громкое «ура». Фашисты, бросая оружие и снаряжение, в панике бежали из деревни.

Политрук Кошкин с другой группой лыжников внезапно атаковал вторую деревню, а сержант Шиманский

со своим отделением уничтожил три дзота вместе с их расчетами. Особо отличился в бою этой группы краснофлотец Климкин.

В результате внезапного налета лыжников было истреблено более ста фашистских солдат и офицеров, уничтожено 5 дзотов, противотанковая батарея и склад с боеприпасами; захвачены трофеи: 6 пулеметов, 7 автоматов, 16 винтовок, ценные документы и письма врага».

Разведотряд, о котором писала газета, был сформирован в сентябре из числа добровольцев. Первая его вылазка за «языком» окончилась неудачей. Группа моряков была раньше времени обнаружена противником. Завязалась перестрелка. Политрук Ковалев, возглавлявший группу, приказал бойцам отходить, а сам остался прикрывать их огнем. Осколком снаряда он был смертельно ранен.

Но разведчики быстро накопили необходимый боевой опыт. Их действия стали искусными и удачливыми. Только во второй половине сентября они произвели свыше десяти успешных вылазок. Не прекращали они своей боевой работы и все последующие месяцы. Их дерзкие рейды за линию фронта вызывали восхищение и добрую зависть батарейцев.

Да, полная каждодневной опасности жизнь переднего края, возможность схватиться с врагом лицом к лицу обладали большой притягательной силой. Ведь подавляющее большинство артиллеристов не видело не только фашистских солдат живых носителей пришедшего к нам в страну зла, но и тех целей, по которым мы вели огонь. И они не могли представить себе, что бойцы на переднем крае могут завидовать им, хозяевам оружия огромной разрушительной мощи.

Ну, а мне с жизнью на передовой пришлось познакомиться довольно близко. При стрельбе по береговым целям командирам батарей крупного калибра иногда (а среднего калибра — как правило) требовалось управлять огнем с наблюдательного пункта, откуда была видна цель. Иными словами, с переднего края. Это «иногда» у меня случалось довольно часто: при пристрелках реперов и новых огневых рубежей, при стрельбах, проводившихся по важным объектам и потому считавшихся особо ответственными. Наконец, в обязанности командира батареи входило изучение целей, периодическое личное наблюдение за ними. Словом, на передовую мне приходилось выбираться три-четыре раза в месяц и проводить там по нескольку дней.

Обычно «газик» высаживал меня и двух сопровождавших бойцов за полтора-два километра от переднего края, у какой-нибудь лесной тропинки. Дальше шли пешком, через густой лес. Чаща казалась пустынной. Лишь изредка нас останавливали дозоры. Бойцы выглядели худыми, бледными. Некоторым из них, видимо, было трудно передвигаться. Но ни уныния, ни, тем более, обреченности здесь не ощущалось. То тут, то там из глубины фронтового леса до нас доносились разговоры, смех, а то и соленые балтийские шутки морских пехотинцев. Иногда слышалось негромкое, но дружное пение. Мотивы больше звучали бодрые, возвышающие душу.