Читаем [Zamaleev A.F.] Lekcii po istorii russkoi filosofi(BookFi.org) полностью

"Роза Мира" явится своего рода "религией итога", "соборным творчеством", в котором все прежние религии превратятся в отражения "различных пластов духовной деятельности, различных рядов иноматериальных фактов, различных сигментов планетарного космоса". Благодаря своему универсализму и динамичности, "Роза Мира" сможет впервые объединить земной шар в Федерацию государств во главе с "этической контролирующей инстанцией", распространить материальный достаток и высокий культурный уровень на население всех стран, воспитать поколение "облагороженного образа", восстановить христианские церкви, словом, осуществить "превращение планеты - в сад, а государств - в братство". В свою очередь, реализация этих задач "откроет путь к разрешению задач более высоких: к одухотворению природы". России здесь "предуказана" особая роль, если только ее не погубит тоталитарное насилие.

Андреев непосредственно продолжал традиции философии всеединства Соловьева, развивая их на основе сложного соотношения принципов толстовства и классического славянофильства.

5. Христианский социализм. В русской эмиграции наряду с другими идейными течениями существовало своего рода культурологическое мессианство, которое проповедовало идеалы христианского социализма. К этому направлению, в частности, принадлежал С.Н. Булгаков (1871- 1944), прошедший в свое время путь "от марксизма к идеализму" и пришедший в конечном счете к принятию сана православного священника. Его интересовало главным образом "догматическое основание христианского социализма", и под этим углом зрения он исследовал святоотеческую традицию. В результате Булгаков пришел к выводу, что "в православном предании, в творениях вселенских учителей церкви (св. Василия Великого, Иоанна Златоуста и др.) мы имеем совершенно достаточное основание для положительного отношения к социализму, понимаемому в самом общем смысле, как отрицание системы эксплуатации, спекуляции, корысти". С христианским социализмом он до конца своей жизни связывал самые высокие чаяния о будущем Отечества. Среди христианских социалистов русского зарубежья значительной фигурой был Г.П Федотов (1886-1951). Он сумел выехать за границу только в 1925 г., воочию увидев рождение "сталинократии", на собственном опыте убедившись в чудовищности тех тенденций, которые несет с собой деформированный, духовно обескровленный социализм.

Неудивительно, что Федотову большевизм представлялся прежде

168

всего политическим авантюризмом. Изображая его своеобразной "аскезой зла", он отрицал за ним всякое нравственное содержание, всякий гуманизм. Большевизм, с его точки зрения, признает только одну добродетель - силу; он родился в войне и остался "воякой" в мирной жизни. Что бы он ни делал, какой бы будничной работой ни занимался, во всем "чувствуется прицел наведенной винтовки: в священника, в крестьянина, в профессора, в вольного художника, в отца и мать старой семьи, в кондовую Русь, в счастливый уют ненавистного мещанства". Он предал социализм, размотал, пустил по ветру достояние самой революции3. Федотов вносил в оценку большевизма совершенно новый критерий - культурологический, духовный. Он обвинял его не просто в разрыве с идеалами социализма, а в возврате к традициям русского деспотизма, монархии. Большевистская идеократия явилась ничем иным, как "сатанократией", провозгласившей догмат материалистического атеизма и впервые создавшей для этого догмата адекватного человека. "Сатанократия" со временем переросла в "сталинократию", которая нашла опору в древнем опыте Ивана Калиты и Ивана Грозного. Сталин сознательно возрождал "вековую традицию царского самодержавия", чтобы "чувствовать себя укорененным в истории России". Он создал большевистскую монархию, опиравшуюся на особое сословие "знатных людей", и это со всей очевидностью выявляет тот факт, что "большевизм может произрастать не на одной марксистской почве". Большевизм вообще антипод социализма.

Федотов начинал социалистом, мечтая "правдой социализма поправить мир". От этой идеи он не отказывался никогда, хотя признавал чрезвычайную сложность ее воплощения. Его не смущало ни то, что лозунги социализма померкли под стягами сталинократии, ни то, что социализм способен выродиться в обычную классовую идеологию. Федотов видел в нем главное - "возможность полноты существования, возможность жизни для широких масс", которя столь необходима "для сознательного и благородного принятия свободы". Свободы не как некой политической институции, а как широкой, всеобъемлющей

169

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]
«Особый путь»: от идеологии к методу [Сборник]

Представление об «особом пути» может быть отнесено к одному из «вечных» и одновременно чисто «русских» сценариев национальной идентификации. В этом сборнике мы хотели бы развеять эту иллюзию, указав на относительно недавний генезис и интеллектуальную траекторию идиомы Sonderweg. Впервые публикуемые на русском языке тексты ведущих немецких и английских историков, изучавших историю довоенной Германии в перспективе нацистской катастрофы, открывают новые возможности продуктивного использования метафоры «особого пути» — в качестве основы для современной историографической методологии. Сравнительный метод помогает идентифицировать особость и общность каждого из сопоставляемых объектов и тем самым устраняет телеологизм макронарратива. Мы предлагаем читателям целый набор исторических кейсов и теоретических полемик — от идеи спасения в средневековой Руси до «особости» в современной политической культуре, от споров вокруг нацистской катастрофы до критики историографии «особого пути» в 1980‐е годы. Рефлексия над концепцией «особости» в Германии, России, Великобритании, США, Швейцарии и Румынии позволяет по-новому определить проблематику травматического рождения модерности.

Барбара Штольберг-Рилингер , Вера Сергеевна Дубина , Виктор Маркович Живов , Михаил Брониславович Велижев , Тимур Михайлович Атнашев

Культурология