б) Принцип иерархизма служил отправным пунктом и для
151
нивелирование, усреднение. "В человечестве, - писал Сорокин, - мы не видим ни одной сколько-нибудь численной организованной группы, где не было бы деления на привилегированных и обделенных, на правителей и управляемых. Против этой фатальности не спасают ни социализм, ни синдикализм, ни демократия, ни коммунизм. Все революции, пытавшиеся водворить равенство, только меняли актеров, но трагедию неравенства все равно не уничтожали". По мнению русского социолога, попытки радикального сокрушения социальной дифференциации приводили лишь к принижению общественных форм, к количественному и качественному разложению социальности. Эмпирико-политологическое освещение данной проблемы давалось Сорокиным в его остро публицистическом трактате "Современное, состояние России" (1922), посвященном анализу итогов военных и революционных лет 1914-1920 гг.
Согласно расчетам Сорокина, Россия за эти шесть лет потеряла 47 млн подданных. Сюда включалось и население выведенных из нее "ряда областей, ставших теперь самостоятельными государствами". Такова количественная сторона трагической деформации русского общества. Однако самое страшное - качественный аспект. Сорокин утверждал, что войны и революции "всегда были орудием отрицательной селекции"; в такие периоды отбор производился "шиворот-навыворот": убывали "лучшие элементы населения", и оставались жить и плодиться "худшие", "люди второго и третьего сорта". Последнее и произошло в России, заявлял Сорокин. Прежде всего вследствие массовой гибели мужчин население ее "обабилось", утратило свою физическую мощь. Далее, на его взгляд, войны и революции унесли главным образом те элементы, которые строили Россию, составляли ее ядро и по своим свойствам были "выше азиатских инородцев". России начинала реально угрожать этническая перегруппировка, ослабление собственно русского элемента. Опасную черту перешел и "процент гибели лиц выдающихся, одаренных и умственно квалифицированных"; если к этому прибавить, что "лучшая кровь нации" еще и растворилась в эмиграции, то очевидно, насколько глубоко и до некоторой степени необратимо деградировала Россия "в биологически-расовом отношении". Сорокин много сделал для насаждения того мрачно-бездарного образа "гомо советикус", который десятилетиями питал воображение западного обывателя.
Более объективно и значимо в трактате Сорокина выглядел политологический прогноз тенденций и перспектив развития "коммунистической России". По мнению мыслителя, никакое движение "никогда не осуществляло в сколько-нибудь широком масштабе выставленных идеалов". Всегда существовало и будет существовать расхождение "тьмы низких истин" от "возвышающего обмана"; это явление Сорокин называл законом социального иллюзионизма. Не составила исключения и Октябрьская революция. Она ставила своей задачей "разрушение социальной пирамиды неравенства". На деле вышла "простая перегруппировка": "В начале революции из верхних этажей пирамиды массовым образом были выкинуты старая буржуазия, аристократия и
152
привилегированно-командующие слои. И обратно, снизу вверх, были подняты отдельные "обитатели социальных подвалов". Только и всего, если иметь в виду социальную стратификацию. Пирамида как была, так и осталась. Переместившиеся из низов в верхи новые властители переняли эстафету привилегированного бытия, ничуть не заботясь более об оставшихся низах. Они даже усилили контраст нищеты и роскоши в России. Да иначе и быть не могло - "комиссары" и их "агенты" добивались не благополучия для масс, а власти для себя. Поэтому вместо обещанного коммунистического рая в России с новой силой развернулась частнособственническая стихия, началось "полное возвращение к старому". Сорокин был настолько уверен в неизбежности реставрации капиталистической системы в России, что даже отводил на развитие этого процесса "1-1 ½ года... если не будет войн и катастроф". "Сказанное объясняет, - писал он, - почему я не хочу ни войн, ни голода. Губя страну, они поддерживают, а не ослабляют власть (большевиков. -