Замануха для фраера

И спланированное дельце выгорело. Весьма эффектно, черт побери. И задумка: навести сыскарей на один банк, а взять другой – сработала. Заметив за собой хвост, он шел то к Купеческому банку, то к Волжско-Камскому акционерному на Петропавловке, возле которых крутился и якобы что-то высматривал. А как собьет со следа филеров, спешил на Черноозерскую улицу, где находилось здание Казанского отделения Императорского Государственного банка. Там, где-то внутри, стоял сейф, в котором лежала золотая, сплошь усыпанная драгоценными каменьями, корона великой российской императрицы Екатерины Второй.

Всю следующую неделю Родионов беспечно слонялся по улицам города, обедал в лучших ресторанах, совершал покупки, а по вечерам выводил супругу в свет. Они ужинали либо в «Славянском базаре» на Большой Проломной, либо в «Ресторации Черницкого», что находилась в публичном парке-саду «Русская Швейцария». После чего шли в Панаевский летний театр, где наслаждались игрой великолепного оркестра под управлением капельмейстера Рокко Джиордано и пением русско-французских шансонетных певичек Женни Мальтэн и Эллины Марго и трансформационных дуэтисток Мери Рэй и Полли-Ролли.

Словом, криминальная пара, казалось, только и делала, что отдыхала, сорила деньгами и наслаждалась жизнью. Примерно в таком духе и докладывали начальнику Казанского сыскного отделения титулярному советнику господину Савинскому филеры и топтуны. А титулярный советник вместе с полицмейстером Васильевым вытирали после их докладов платочками каждый свою лысину и терялись в догадках, не ведая, что их фигурант, как проходил по отчетам сыскарей Савелий Николаевич Родионов, потирает мелкой шкуркой подушечки пальцев, дабы истончить кожу и сделать ее предельно чувствительной к любому прикосновению, что столь необходимо в работе потрошителя сейфов и несгораемых шкафов.

Потом, что тоже было неизвестно казанским полициантам, Родионов раздобыл план здания банка и схему его сигнализации. И в одну из ночей, когда все приготовления были завершены, Савелий Николаевич, чмокнул супругу в щечку (а, возможно, в губы) и отбыл на дело, прикрываемый незаменимым и вечным, как тогда казалось, подельником с уважительной кликухой Мамай. В руках у знаменитого взломщика бронированных касс, несгораемых шкафов и сейфов с хитрыми секретными замками был саквояж, похожий на лекарский, и со стороны могло показаться, что это практикующий врач возвращается в сумерки от больного, которому он оказал своевременную помощь. Однако вместо микстур от запоров, ослабляющих и способствующих выпоражниванию тинктур, жаропонижающих порошков и клистирных трубок, в саквояже лежали совершенно иные инструменты. Правда, стетоскоп все же был, но не для того, чтобы прослушивать хрипы в легких и чистоту биения сердца, а сугубо для различения щелчков, поскрипываний и шуршаний вскрываемых кодовых замков. Помимо стетоскопа, в саквояже имелись разной толщины и загнутости хромированные металлические крючочки, смахивающие на вязальные спицы; стамески и стамесочки; сверла особого сплава, могущие дырявить всякой толщины и всякой стали железные дверцы; отвертки, молоток и масленки; небольшой электрический динамо-фонарь; дрель, пристегнутая к стенке саквояжа кожаным ремнем и так же пристегнутая к другой стенке саквояжа фомка. В жилетном кармане сюртука на шелковом подкладе покоился небольшой хромированный пистолетик с коротким дулом, который легко мог уместиться в ладони, – но это так, на всякий случай. Ибо известно: береженого бог бережет.

Правда, в самый последний момент полицианты все же догадались, какой банк берет залетная знаменитость, и захотели было взять его с поличным, да промахнулись. Кишка тонка оказалась у местных лягавых. Как, впрочем, и у московских. Савелий Николаевич взял эту корону, хранящуюся за семью замками, и ушел. Как раз план здания банка и помог удачливому медвежатнику выбраться из подвалов банковского здания, которые, как оказалось, являлись подземными хранилищами другого, более старого дома и соединялись с древними подземными ходами, которыми был испещрен весь Воскресенский холм. А корона… В общем, этому американскому подданному Берку Гендлеру с бердичевским выговором она не досталась. Да и для самого Берка Ароновича затеянное им предприятие закончилось довольно печально. В смысле, совсем худо. И совсем не так, как он рассчитывал, сидя у себя на вилле в живописном тихом местечке под названием Лос-Анджелес.