Тебя здесь нет. И я с тобой не спорю.
Я начал насвистывать, чтобы его отвлечь.
Брось. Чем мы сейчас занимаемся?
Призрачный Зеб захихикал носом, мой разум позаботился даже о мелких деталях.
И он на некоторое время умолк.
Полицейские называют это слежкой, армия – разведкой, но смысл остается неизменным. Ждать и наблюдать.
Прошло два часа, Фабер по-прежнему оставался в баре, а я никак не мог найти место на мусорном холмике, где камень или корень не впивались бы мне в пах.
Я не снизошел до ответа.
Горан и Дикон начали нервничать. Младший детектив вышла из машины и, ругаясь, принялась топать, чтобы согреться. На лице Горан застыло выражение терпеливой мамочки, которая ждет, пока ее чадо прекратит истерику.
При помощи прибора ночного видения я мог читать по губам, а что не получалось, додумывал.
Ну, или что-то в этом роде.
Впрочем, может быть, все было не так.
Внезапно ситуация резко обострилась. Дикон повернулась спиной к своему начальнику, сгорбилась, и ее сигарета начала описывать в воздухе реактивные следы.
У меня не оставалось времени на перебранку с Призрачным Зебом. Горан бесшумно выскользнула из машины и вытащила пистолет из кобуры на голени. Ситуация принимала серьезный оборот. Дерьмо.
Конечно, я мог ошибаться. Может быть, я все понял неправильно.
Горан вытащила глушитель из сумочки и незаметно навинтила его на ствол пистолета, продолжая при этом спокойно разговаривать с Дикон, – все это время ее губы двигались, не подавая никаких тревожных сигналов.
Тем не менее Дикон обернулась и поняла, что находится в пустом переулке плохого района – и на нее, не мигая, смотрит черный глаз глушителя.
Я не ошибся. Детектив Горан собиралась прикончить свою напарницу.
Я получил лучший совет в жизни и прекрасно это понимал, но особенностью моей психики было стремление защищать.
Полицейские стреляют в полицейских. Невозможно оказаться в середине такого сандвича и не быть укушенным. Однако я не животное, и у меня не осталось выбора – я должен был помочь детективу Дикон.
Рюкзак был замурован в стене несколько лет, он не должен был задержаться в этом доме надолго. Как и я. «Ничего не получится», – пронеслось у меня в голове. Я не смазывал пистолеты даже каплей масла и не протер пули. А стены моей квартиры похожи на губку.
Через прибор ночного видения я наблюдал, как Дикон проходит через все стадии изумления. Сначала она недоуменно подняла брови.
Затем пришло понимание, и черты ее лица изменились, словно она прожила нелегкие тридцать лет. Потом появилось отрицание и, наконец, бравада.
Дикон выставила грудь и ударила по ней кулаком, во все стороны полетели искры от сигареты. И я услышал брошенный ею вызов.
– Ну, давай, сука, пристрели меня!
То, что происходило у меня перед глазами, казалось мне нереальным. Такие слова мог произнести голливудский полицейский.
И все это время я натягивал пару одноразовых перчаток, а потом искал свою винтовку, которая, естественно, была разобрана. Таким вещам учат в армии: собрать оружие с завязанными глазами, во время дождя, когда напарник стреляет у тебя под ухом холостыми, а группа рядовых стоит и ссыт на тебя. Ну, ладно, последний вариант не стоит воспринимать всерьез, но у меня никогда не получалось сделать это с закрытыми глазами. Обычно процесс занимал у меня около часа, в результате я держал в руках произведение современного искусства, которое выглядело бы великолепно при определенном освещении, но стрелять из него было невозможно.