Замарашка

В мансарде невзрачной, под крышею старой
От горестей всех вдали,
К друг другу прижалась влюбленная пара:
Апаш и его Лили.
Джим знал весь Париж, как карман свой дырявый.
Когда ж уходил он на дело,
Его ожидая Лили для забавы
Любимую песенку пела:
«Ах, крошка Лили, ты как мед сладка,
Нежнее всех лилий твоя рука,
Париж у твоих распластался ног,
И выше тебя — лишь бог!»

Репетиция «Золушки». В кадре — Золушка, стоит на коленях перед могилой матери, лицо спрятала в ладонях, молится. Вдруг появляется добрая Волшебница в воздушном одеянии. Золушка поднимает голову и вскакивает, пораженная.

Волшебница. Не бойся меня, Золушка. Я добрая волшебница и знаю, что у тебя нет матери, а есть злая мачеха. Я хочу исполнить твое желание: вот тебе красивый наряд. Поедешь к Принцу на бал.

Вытаскивает из-за спины платье из разноцветной тонкой бумаги, бумажную корону и туфли. Золушка переодевается. А Волшебница исчезает, размахивая руками — как бы улетая.

Режиссер. И как?

Оператор. По мне хорошо.

Режиссер. Снимаем это. Тишина в кадре! Золушка молится, Волшебница исчезает. Свет! Любезный пан Зютек, куда вы светите?

2-ый осветитель все больше шатаясь, делает извиняющиеся жесты.

Режиссер. Камера!

Сцена повторяется еще раз.

Режиссер. Камера стоп! Перерыв — пять минут. Готовим следующую сцену. Обе дочки в кадр. Махеча! Где Мачеха?

Появляется Заместитель.

Заместитель. Ну и как?

Режиссер. Туговато.

Заместитель. А что?

Режиссер. Ну, эта… (кивает на Золушку).

Заместитель. Продолжает финтить?

Режиссер. Да. Кроме того, понимаете… все это становится каким-то плоским, монотонным… Если они не раскроются больше, то фильм получится пресным, превратится в назойливую публицистику. Поэтому нужно перешагнуть некую границу, за которой все внезапно оборачивается искусством… Необходимо… какое-то потрясение, взрыв… Фильм должен вызвать слёзы, сострадание, тревогу…

Заместитель. Тревогу? Что касается страха, то они боятся.

Режиссер. Да вовсе не о них речь. Зритель должен сопереживать. А так — получается как-то скверно. Ну и эта Золушка… Она лучше всех, а не хочет мне помочь.

Заместитель. Можно было бы ее прищучить, только директор не согласится.

Режиссер. Директор, директор… К черту директора!

Заместитель. Ну, знаете, однако…

Режиссер. А здесь речь идет об искусстве. Кроме того, они все говорят о Гитлере… Что самое большое зло причинил им Гитлер! «Застрелил моего отца и при этом смеялся»…

Заместитель. И что, вам не нравится?

Режиссер. Ахинея какая-то, бессмыслица.

Заместитель. Извините, но вы же сами хотели, чтобы так было… для этого…

Режиссер. Для чего?

Заместитель. Обер… ну… этого…

Режиссер. Оберхаузена. И что это еще за абсурд, который говорила Мачеха: будто самое большое зло ей причинили братья Новачки, избив ее за то, она спалила их хозяйство! А спалила она потому, что они были в вермахте. Но она их по очереди выловила и каждому выбила по одному глазу. К тому же весь этот бред Мачеха плела от лица мужчины.

Заместитель. Ну, конечно, это же мне коллега из тюремного ведомства рассказывал. Но это очень хороший текст.

Режиссер. Кроме того, есть еще один момент, менее важный, но очень деликатный. Не знаю, стоит ли, чтобы они все говорили, будто это вы им больше всех помогли в жизни.

Заместитель. Честно говоря, меня тоже это немного обеспокоило. Но в конце концов вы сами хотели, чтобы они говорили искренне. Первая дочка немного фармазонила с этими родителями, особенно по поводу матери.

Режиссер. Ну это, как раз хорошо, такая сцена возможна, она трогательная. И родители не будут цепляться.

Заместитель. Ну вот видите!

Режиссер. Но как же быть с этой Золушкой?

Заместитель. Да, неприятный инцидент.

Режиссер. Так придумайте что-нибудь. Вы, наконец, профессионал.

Заместитель. А не проще было бы заменить её какой-нибудь другой?

Режиссер. Знаете, такие советы… Ладно, конец перерыва! Начинаем снимать! Пожалуйста, Мачеха.