Замечательные чудаки и оригиналы

Граф Соллогуб про него рассказывает: однажды государь готовился осматривать кавалерийский полк, вдруг перед развернутым фронтом пронеслась марш-маршем неожиданная кавалькада. Впереди скакала во весь опор необыкновенно толстая дама в зелёной амазонке и шляпе с перьями. Рядом с ней на рысях рассыпался в любезностях отчаянный щеголь. За ними следовала небольшая свита. Неуместный маскарад был тотчас же остановлен. Дамою нарядился тучный князь Ф.С. Голицын[113], любезным кавалером оказался Кологривов. Шалунам был объявлен выговор, но карьера их не пострадала.

Однажды к известной благотворительнице Татьяне Борисовне Потемкиной[114] пришли две монахини просить подаяния. Монахини были немедленно впущены. Войдя в приемную, они кинулись на пол, творили поклоны и умоляли о подаянии. Растроганная Потемкина пошла в спальню за деньгами, а вернувшись, остолбенела от ужаса: монашенки неистово плясали вприсядку. То были Кологривов и другой проказник.

Потемкина Татьяна Борисовна (1797 или 1801-1869)

В Москве в первой четверти этого столетия проживал большой оригинал князь Ц[ициано]в[115], который также весьма любил наряжаться в нищенский костюм и на улицах играл роль Гарун-аль-Рашида, исправляя народные нравы. Почти каждый день в заплатанном костюме ходил он, похожий на лакея, по рынку и заходил в лавки. И где только встречал обман или грубость, тотчас, распахнув свой сюртук, под которым виднелась орденская звезда, собственноручно наказывал виноватого либо писал записку к обер-полицмейстеру, после чего виновника привлекали к ответу.

В числе больших московских оригиналов в начале нынешнего столетия были два брата С. Они не принадлежали к аристократическому обществу, но в некоторых дворянских кружках пользовались даже знаменитостью. Оба были очень красивые, видные мужчины: в них выражался некоторый разгул, некоторое молодечество, признаки царствования императрицы Екатерины II.

Так в 1806 г., будучи ополченцами в одном отдаленном губернском городе, они вынудили губернатора перед 12 декабря, днем рождения Александра I, войти с представлением к высшему начальству, испрашивая дозволения пить на предстоящем официальном обеде за здравие государя императора малагою, а не шампанским, потому что все шампанское, имевшееся в губернском городе и в уездах, уже выпито братьями С.

Правнук знаменитого Александра Даниловича Меншикова, князь Александр Сергеевич[116], один из последних сподвижников императора Александра Благословенного, славился своим остроумием. Остроумие наделало ему множество врагов, но часто на него взваливали слова, каких он никогда не говорил. Воспитанник энциклопедистов XVIII века, он стыдился мягкосердия, скрывая его под личиной насмешки, между тем на деле был впечатлителен и сострадателен. Одному из близких ему лиц случилось как-то раз увидеть в глазах его слезу, которую тот не успел стереть. «Зачем скрываете вы добрые волнения души? - сказал он князю. - А то говорят про вас, что вы не способны ни к какому человеческому чувству». - «Когда вы доживете до моих лет, - отвечал князь, - вы убедитесь, что люди не стоят того, чтобы беспокоиться об их мнении».

Огласки своей благотворительности он опасался так, как будто она была делом позорным, придумывал способы, как бы лучше это уладить, беспокоился о том, не разгласилось ли его благотворение, и на замечание, что его опасения доходят до странности, он отвечал, смеясь: «Я имею репутацию скупца. Я дорожу этой репутацией и не хочу её портить».

П.А. Бартенев говорит, что когда Меншикову был пожалован дом в Петербурге на Английской набережной, он внес в инвалидный капитал от неизвестного сумму, равную стоимости дома.

Едва ли можно встретить другого человека, оцениваемого столь различным образом не только различными, но и одними и теми же судьями, как князь Меншиков. Ума обширного, соображения необыкновенно быстрого, памяти изумительной, князь с независимостью мнений соединял беспредельную преданность и покорность самодержавному своему монарху.

До самой смерти князь сохранял свойственную ему одному художественность повествования. Он не украшал рассказов ни одним отборным словом, ни одною эффектною фразою; ни возвышение голоса, ни жест не шли к нему на помощь. Устремив свои глаза на слушателя, князь спокойным, почти ленивым голосом, обстанавливал прежде всего сцену, потом излагал события с такою отчетливостью, что в представлениях слушателя обрисовывалась живая картина, которая так сильно врезывалась в память, что уже никогда не могла быть забыта. Князь прослужил 64 года и все время не переставал ни на минуту следить за всеми политическими событиями и за всеми успехами науки.

Когда Меншиков был назначен в Дрезден посланником, то это назначение он счел немилостью и подал в отставку. В отставке он страдал от бездействия. Вот его личный рассказ об этом времени.