Если въ Гроднѣ Ягужинскій дѣйствовалъ противъ Морица, зато другой русскій агентъ въ Митавѣ, генералъ-маіоръ графъ Дивьеръ, напротивъ выражалъ сочувствіе къ его положенію. Въ секретной инструкціи, данной Дивьеру, поручалось ему: тайнымъ образомъ развѣдать, кто изъ курляндцевъ желаетъ присоединенія къ Польшѣ, а кто этого не желаетъ и кто относится доброжелательно къ Россіи и требуетъ ея покровительства? Дивьеръ долженъ былъ также уговаривать курляндскіе чины, чтобъ они крѣпко стояли при своихъ правахъ, т. е., чтобы они оставались, какъ и прежде, подъ властію особаго герцога; при этомъ Дивьеру предоставлялось раздавать курляндцамъ, сочувствовавшимъ Россіи, подарки и денежныя дачи. Все это Дивьеръ долженъ былъ дѣлать какъ можно осторожнѣе и скрытнѣе. Что же касается Морица, то относительно его не было дано Дивьеру никакихъ инструкцій ни за, ни противъ него, но было сказано только: «также развѣдайте о Морицѣ, гдѣ онъ теперь и въ какомъ положеніи находится; постарайтесь съ нимъ повидаться и разузнать обо всѣхъ его намѣреніяхъ, но чтобы это свиданіе происходило тайнымъ образомъ и не могло возбудить подозрѣнія ни въ полякахъ, ни въ курляндцахъ».
Эта часть инструкція, какъ мы полагаемъ, указываетъ на то, что послѣ гродненскаго сейма въ Петербургѣ думали воспользоваться личностью — предпріимчиваго Морица, если бы Польша, по смерти герцога Фердинанда, присоединила Курляндію окончательно къ владѣніямъ Рѣчи Посполитой, или если бы тамъ явился кандидатъ еще болѣе, нежели Морицъ, несоотвѣтствовавшій видамъ Россіи.
Дивьеръ, исполняя данную ему инструкцію, отъ 10-го января 1727 года, донесъ императрицѣ о свиданіи своемъ съ Морицемъ, сообщая, «что господинъ Морицъ, на сколько это онъ, Дивьеръ могъ примѣтить, желаетъ сильно быть подъ покровительствомъ ея величества и во всемъ полагается на волю государыни». «Когда, писалъ Дивьеръ, случилось въ разговорѣ упоминать о имени вашего величества, то у него изъ глазъ слезы выступили, замѣтивъ это раза два и три, я спросилъ у него: отъ чего это онъ плакать хочетъ? и онъ отвѣчалъ: сердце у меня болитъ, что добрые люди обнесли меня государынѣ напрасно, много разъ писалъ я ея величеству, чтобъ быть мнѣ въ Петербургѣ и донести обстоятельно какъ дѣло было, и какъ насъ обнадеживали. Морицъ, продолжаетъ Дивьеръ, хочетъ просить у вашего величества высокой милости и дать такое обѣщаніе въ вѣрности, какое угодно будетъ вашему величеству. А если ваше величество подозрѣваете, что онъ можетъ поступить вопреки интересамъ русскимъ, то это дѣло не сбыточное, потому что курляндцы не обязаны никому помогать, въ этомъ состоитъ ихъ право; да хотя бы и хотѣли, то не могутъ по недостатку средствъ». Къ этому Дивьеръ прибавлялъ, что курляндскіе дворяне почти всѣ любятъ Морица и всѣ, въ честь его, носятъ такое же платье, какъ и онъ, что Морицъ ѣздитъ часто къ нимъ въ деревни и дворяне иногда говорятъ между собою въ компаніяхъ: «надобно намъ за него умереть».
Замѣчательно, что на это донесеніе Дивьера послѣдовалъ ему, относительно Морица, наказъ противоположный прежнему, а именно, не имѣть болѣе свиданій «съ извѣстною персоною» и по возможности удаляться отъ него, «чтобъ не нажить подозрѣнія». Высказываемое здѣсь опасеніе подтверждаетъ, по всей вѣроятности, догадку нашу о томъ, что Морицъ, на всякій случай, имѣлся въ виду у петербургскаго кабинета. Дивьеру внушалось далѣе, чтобъ онъ обнадеживалъ курляндцевъ въ поддержкѣ со стороны Россіи, если они будутъ отстаивать свои прежнія права и привилегіи; но чтобы онъ при этомъ не упоминалъ ни о графѣ Морицѣ, и ни о какомъ-нибудь другомъ кандидатѣ. Если же курляндцы стали бы требовать, чтобы Дивьеръ объявилъ имъ намѣреніе Россіи относительно Морица, то онъ долженъ былъ двумъ или тремъ главнымъ сторонникамъ Морица «въ самомъ высшемъ секретѣ» объявить, что Морицъ, поспѣшивъ своимъ избраніемъ, самъ виноватъ въ томъ, что Рѣчь Посполитая на послѣднемъ сеймѣ приняла такія строгія противъ него мѣры и что если русскіе станутъ упоминать теперь о Морицѣ, то этимъ только раздразнятъ поляковъ и побудятъ ихъ, какъ можно скорѣе, привести въ исполненіе опредѣленія, постановленныя на гродненскомъ сеймѣ. Притомъ, такъ такъ герцогъ Фердинандъ еще живъ, и до смерти его раздѣлить Курляндію на воеводства нельзя, то и не кстати теперь было бы Россіи ссориться съ Польшею изъ-за Морица, вообще Дивьеру внушалось вести дѣло такъ, чтобы «курляндцы на своемъ сеймикѣ о Морицѣ пока помолчали, и выбора не подтверждали и не уничтожали».