Замѣчательныя судебныя дѣла

Подсудимый. Эта минута и настала: я попался въ руки судьи.

Скопинъ. Можетъ — быть, я и сказалъ это выраженіе, о которомъ показывалъ Слесаревъ, а можетъ — быть и нѣтъ — я не знаю. Но если я эту фразу дѣйствительно сказалъ, то я ее объясняю такимъ образомъ. По двумъ первымъ дѣламъ г. Никитинъ былъ мною оправданъ по недостатку уликъ, хотя я и зналъ, что по своему неспокойному характеру онъ рано или поздно будетъ наказанъ.

Затѣмъ были спрошены вызванные въ судъ, по заявленію защитника подсудимаго, эксперты — врачи.

Професоръ судебной медицины Д. Е. Минъ въ своемъ заключеніи объяснилъ, что подсудимый совершилъ преступленіе подъ вліяніемъ сильнаго аффекта, который былъ вызванъ оскорбленіемъ со стороны судьи. По мнѣнію эксперта, развитію этаго аффекта содѣйствовали болѣзни печени, хотя и незначительныя, сильное опьянѣніе наканунѣ и, наконецъ, безъ сна проведенная ночь. Далѣе экспертъ объяснилъ, что человѣкъ подъ вліяніемъ эффекта, если онъ достигнетъ сильной степени, лишается способности самоопредѣленія. Но, по мнѣнію г. Мина, человѣкъ бываетъ въ состояніи удержать развитіе аффекта и такимъ образомъ предупредить потерю спокойнаго благоразумія. Могъ ли въ данномъ случаѣ подсудимый удержать въ себѣ развитіе сильнаго гнѣва — экспертъ не рѣшилъ, по недостатку данныхъ. По той же причинѣ эспертъ уклонился отъ положительнаго отвѣта и на вопросъ, былъ ли въ данномъ случаѣ аффектъ такъ силенъ, что подсудимый въ моментъ совершенія преступленія лишенъ былъ самоопредѣляемости. Г. экспертъ замѣтилъ, что онъ видитъ подсудимаго въ первый разъ и даже не осматривалъ его. Потому онъ находилъ, что въ данномъ случаѣ настолько же возможно предположить отсутствіе сознательной воли въ моментъ совершенія событія, насколько возможно предположеніе противнаго.

Профессоръ анатоміи И. М. Соколовъ свое заключеніе началъ съ того, что не можетъ высказать что — либо положительное, прежде чѣмъ не сдѣлаетъ осмотра тѣла подсудимаго лично, для того чтобы судить о состояніи организма подсудимаго.

Судъ, вслѣдствіе этого заявленія, а также и указанія на необходимость осмотра со стороны другаго эксперта, съ согласія сторонъ, опредѣлилъ: пригласить гг. экспертовъ произвести медицинскій осмотръ подсудимаго въ присутствіи суда и присяжныхъ засѣдателей.

Судъ, вмѣстѣ съ присяжными, сторонами и экспертами, для произведенія этого осмотра, удалился въ особую комнату. Чрезъ полчаса судъ возвратился, и тогда врачъ И. М. Соколовъ предложилъ подсудимому нѣсколько вопросовъ, на которые подсудимый отвѣчалъ слѣдующее: «Въ пріятельскомъ кругу я имѣю обыкновеніе выпить, иногда пилъ до опьяненія, но это бывало рѣдко. Боль подъ ложечкою и одышку я чувствую давно. Тучнѣть я началъ лѣтъ двѣнадцать назадъ, вслѣдствіе употребленія портера, вмѣсто обыкновеннаго питья. Боль подъ ложечкой у меня не сопровождается потерей аппетита. Болѣзненные припадки обыкновенно у меня начинаются съ кашля, который бываетъ каждое утро до слезъ, — это уже существуетъ лѣтъ восемь. Затѣмъ начинается сердцебіеніе и боль подъ ложечкой. Бываетъ такъ, что минуту или двѣ я вовсе не дышу: это случается ночью, и тогда я просыпаюсь. Съ 26‑го октября нынѣшняго года у меня явилась опухоль за ухомъ.

Экспертъ Соколовъ объяснилъ, что, по его мнѣнію, подсудимый страдаетъ давно уже болѣзнью сердца, ожирѣніемъ печени, полнокровіемъ селезенки, катаромъ пищеварительныхъ и дыхательныхъ органовъ и, наконецъ, воспаленіемъ околоушной желѣзы, съ рожистымъ воспаленіемъ ушной полости. Въ моментъ совершенія преступленія, по мнѣнію эксперта, подсудимый находился въ болѣзненномъ состояніи и «потому», сказалъ г. Соколовъ, «я позволю себѣ сказать, что въ этотъ моментъ онъ былъ въ возбужденномъ состояніи въ сильной степени». Причину этого возбужденія г. экспертъ видитъ какъ въ болѣзненномъ настроеніи подсудимаго, такъ и во вліяніи тѣхъ обстоятельствъ, вслѣдствіе которыхъ совершилось преступленіе.

На вопросъ предсѣдателя, признаетъ ли экспертъ, что возбужденное состояніе подсудимаго, въ моментъ совершенія событія, уничтожило у него совершенно волю, г. Соколовъ отвѣчалъ: «Я признаю, что если подобный фактъ совершился, то, по моему мнѣнію, такой фактъ могъ совершиться только въ изступленномъ состояніи, только при отсутствіи воли, иначе онъ перенесъ бы это внѣшнее вліяніе, которое вызвало у него возбужденіе».

Затѣмъ, продолжая развивать свое мнѣніе, экспертъ сказалъ: «Я позволю себѣ сказать, по мѣрѣ моего разумѣнія, что настоящій фактъ совершенъ подсудимымъ въ раздраженномъ состояніи, доведенномъ до высшей степени».

На вопросъ г. прокурора, что экспертъ считаетъ умоизступленіемъ, г. Соколовъ сказалъ: «Если человѣкъ дѣйствуетъ логически, то онъ дѣйствуетъ съ участіемъ ума, съ участіемъ сознательной воли; если же онъ дѣйствуетъ нелогически, то онъ дѣйствуетъ безъ участія ума. Это я и называю умоизступленіемъ».