Замедленное падение (СИ)

В глаза ударил резкий белый свет, и Пауль, зажмурившись, отскочил от проёма: мало ли что бросится на него вместе со светом? Однако ничего не происходило. Он осторожно выглянул за дверь. И, затаив дыхание, шагнул внутрь… В храм света?

Стандартное святилище на двадцать две колонны. Но всё здесь было ослепительно белым: и стены, и потолок, и даже «тумбы», на которых стояли свечи и ритуальные сосуды. И статуи… Такой красоты Пауль ещё не видел ни здесь, в Катакомбах, ни вообще в жизни. Белоснежные, искусно вырезанные то ли изо льда, то ли из кусков кристаллического сахара, то ли из чистейшего дорогого мрамора — они словно светились изнутри, будто поглощали синеватый свет свечей, а затем излучали его — охлаждённым до морозного звона.

Температура в святилище явно была точно такой же, как и в коридоре, но Паулю мгновенно стало холодно, будто он шагнул в рефрижератор. Медленно идя между постаментами и канделябрами, он озирался по сторонам, впитывая эту ледяную чужеродную красоту и растворяясь в ней.

Это было ожившим сном. Воплощением грёзы. Прекрасной предсмертной галлюцинацией, подаренной этим неприветливым местом непрошеному гостю. Потому что в реальности такого просто не могло существовать.

Пауля словно что-то звало, влекло всё дальше в глубь святилища. И, обогнув центральный алтарь, он понял, чей это был зов.

Точно напротив входа у стены стояла статуя, не похожая на другие. Остальные скульптуры в этом святилище изображали людей, и только эта была статуей эордианской женщины. Такой же, как у других, капюшон, прикрывающий лицо — но под ним четырёхгубый квадратный рот, округлённый до «О» в скорбной гримасе; узкие глаза с приподнятыми и сильно заострёнными внешними уголками; нос — четыре отверстия на небольшой выпуклости.

Трёхпалые руки женщины были вытянуты вперёд, и в «лодочке» узких ладоней лежал младенец.

Точнее, фигурка младенца, намертво приковавшая к себе взгляд Пауля.

Кроваво-красная — будто прозрачный стеклянный сосуд в форме ребёнка, наполненный свежей, ещё горячей артериальной человеческой кровью.

Пауль машинально протянул к фигурке руку.

Сердце подпрыгнуло к горлу и замерло, будто он спускался на скоростном лифте… А может, даже падал в сорвавшемся лифте…

Голубой свет стал режуще-белым, как в операционной, затем сгустился до ослепляющей синевы. Барабанные перепонки болезненно вдавило. Сердце заныло, голова налилась свинцом. Замутило, резко подскочил пульс, сердце время от времени словно бы спотыкалось и пропускало удары.

Инфразвук?

Пауль схватил фигурку, развернулся и бросился к выходу. Только чудом не сшибив ни одного канделябра, обогнул центральный алтарь и, уже ничего не видя, наугад побежал вперёд.

В голове постепенно прояснялось, и наконец он рискнул остановиться и оглянуться назад. От святилища он отбежал шагов на двести, из щели между полуоткрытыми створками дверей выбивались жёсткие голубые лучи, освещающие начало коридора, но, судя по всему, преследовать Пауля невидимые стражи не собирались.

Сплюнув кровь, которая, естественно, пошла носом и во время бега попадала в полуоткрытый рот, Пауль поднял к глазам руку с зажатой фигуркой. И в очередной раз поразился детализации скульптуры: морщинки и складочки кожи, ноготки на крошечных пальчиках… Из-под припухших век смотрели неожиданно и жутковато живые глаза. Пауль невольно засмотрелся в них — и с трудом прервал контакт. От ощущения, что он только что смотрел в глаза живому существу, по загривку прокатилась волна холода. Появилось стойкое неприятное чувство наблюдающего взгляда в затылок. Пауль огляделся по сторонам и предсказуемо никого не увидел. Что ж, теперь уж точно надо ожидать визитов непрошеных гостей — похоже, он стащил некую святыню этого слоя, и её должны попытаться отобрать. А может, вернуть, пока не поздно?..

Пауль посмотрел на двери святилища. Развернулся, посмотрел в глубь коридора. Вполголоса чертыхнулся и зашагал вперёд.

«Не отдам!».

Миновав вход в коллектор, Пауль словно углубился в зеркальное отражение того самого коридора, который остался за спиной. Ни ответвлений, ни дверей… Красные стены, арочный свод, редкие свечи. Полчаса, час пути…

Нога начала настоятельно просить об отдыхе. За всеми этими чудесами Пауль почти забыл о травме, но пострадавшая конечность не забыла: если под действием адреналина и прочих «отвлекающих факторов» он смог без заметных неприятных ощущений пройти на повреждённой ноге десяток километров, рано или поздно должна была наступить расплата. И она настигла его как раз перед долгожданной развилкой.

Нога ступила на незаметную глазу неровность пола, лодыжку прострелило болью. Пауль охнул, перенёс вес тела на здоровую ногу и остановился. Спешка и некоторая невнимательность объяснялись тем, что он увидел впереди — метрах в двухстах — темнеющий в левой стене проём и заторопился к нему, устав от однообразия бесконечного коридора. Подумав, он решил пока не приближаться к развилке — мало ли что его там поджидает. Доковыляв до стены, он сбросил рюкзак и осторожно уселся на пол.