Замена

— Теперь ты узнаешь, что такое — Гнев Шестнадцати! Тебя выпотрошат, снимут с тебя твою вонючую шкуру, бросят её в ручей, чтобы вымокла, а когда размякнет — набьют её ракушками и скорпионами! Набивать будут до тех пор, пока она не начнет лопаться! К тому мигу она станет размером с ханскую юрту! И тогда это чучело бросят в шерстяное кольцо посреди песков. А ты все это будешь видеть! Твою бестолковую жизнь будут поддерживать четверо из Шестнадцати. И я буду в их числе! Ты будешь жить ровно до тех пор, пока внутри твоей высыхающей шкуры не останется один скорпион — самый злой, самый сильный, самый большой и самый голодный! Он вылезет наружу из твоей шкуры, он остановит цепь перерождений твоих сущностей — Живых и Неживых! Он откусит твою тупую башку! И навсегда отправит тебя в нижние поля событий, где никогда не происходит ничего, где ты станешь неопределенностью. Там тебе и место!

От полагающегося ему наказания Еукам забыл как говорить — он только хрипел и клацал клыками, один из которых несвоевременно разболелся. Под штанами что-то полилось. Шаману было не впервой ходить под себя, но ещё никогда он не делал этого, находясь в сознании, и было в этом что-то постыдно-гадкое, хотя и не без удовольствия — как с удивлением отметил последний из Ниррамов.

Он упал на спину, как предписывал ритуал, и, раскинув в стороны конечности, заорал, обращаясь к тысячеглазому лику Оорга:

— Отец Оорг! Убей меня сам! Сейчас! Убей, потому что я подвел народ Оорги! Даруй мне…

— Заткнись, Еукам, — спокойно ответил темный лик Тысячеглазого Праотца голосом старухи Жалыдын. — Нет твоей вины в том, что Балтар вырвался на свободу. Он вышел по высохшей струне, когда кто-то совершил обряд омовения на алтаре в Круге. Тебе повезло, остальные Неспящие уже не смогут проснуться — он пожрал их души, как пожрал души совершивших обряд. Но своей невоздержанностью он загнал себя в ловушку — он сожрал того единственного, кто должен был принять его новое Назначение. Теперь, пока Ключом не завладел кто-нибудь из Недостойных лысомордых, он будет привязан к своей роще, он не сможет покинуть круг своих камней!

Шаман перевернулся на живот, встал на четвереньки и, злобно ощеряясь, прорычал:

— Зачем же тогда ты меня так напугала, старая сушеная баранья лопатка? Смерти моей захотела, мерзкая ведьма? Я тебя сейчас…

Он приподнялся, нашаривая на полу головню поувесистей.

— Остановись, — снова сказало ночное небо, — ты должен знать, чего вы все заслуживаете за то, что Балтар оказался на свободе. Ты остался единственный из живых, кто видел рисунок Балтара, кто знает его мерзкую сущность. Поэтому утром ты сожжешь свой шатер и вдвоем с Двенадцатой Жалыдын отправишься на земли гололицых. Вы будете идти ночами, пока не доберетесь до Рощи Демона. Никто из Оорги, кроме тебя, не сможет быстро найти путь в эту рощу, никто не знает, где она. А ты будешь её искать по рисунку Балтара. Когда доберетесь до места — Двенадцатая проведет обряд призвания Пятнадцати, а ты ей в этом поможешь! И будете ждать нас.

Когтистая лапа, схватившая обугленную дубину, разжалась — деревяшка, упав, стукнула шамана по большому пальцу на ноге, но он этого не почувствовал. Еукаму вдруг открылось, что теперь, пока ведьма не проведет обряд призыва Пятнадцати — все надежды Живущих ложатся на его костлявые плечи. От этой чести спина его распрямилась, а подбородок задрожал мелко-мелко, из правого глаза выкатилась непрошенная слезинка, шаман смешно чвыркнул носом и заорал на ведьму срывающимся на визг голосом:

— Чего расселась, дур-р-ра! Собирайся давай! Нам ещё шатер жечь!

Ведьма подчинилась, признавая за Еукамом право командовать до тех пор, пока они не окажутся в Роще.

Стойбище было разбужено перед самым рассветом треском прогоревшего и обрушившегося каркаса уничтоженного огнем шатра Неспящего. Напуганные оорги, плохо соображая спросонья, бросились тушить опавшую кучу пепла и углей, но наткнулись на вставших на их пути Неспящего и поддержавшую шамана Жалыдын-ведьму. Убоявшись уронить стариков в догорающий костер, народ Оорги остановился, и постепенно приходя в себя и просыпаясь, стал понимать, что произошло нечто значительное, если Неспящий проснулся и сжег свою юрту. Все молчали, прислушиваясь к глухому треску горящего дерева, а когда Небесный Огонь раскрасил далекий край степи в оранжево-розовый цвет, народ Оорги вдруг осознал, что шаман и ведьма пропали из стойбища, унеся с собой тайну произошедших ночью событий.

Глава 21 Лес. Новые горизонты

Ладиэль справил свое четырехсотлетие в прошлом году. Хотя, сказать «справил» — было бы неправильно. Эльфы, в отличие от эльфин, живущих намного дольше, никогда не справляют эту дату, считающуюся ровно половиной отмерянной эльфу жизни. Просто делается еще одна зарубка на своей ветке дерева-дома — без праздника, без положенной лесу жертвы.