Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии

Возможность отгородиться от внешнего мира ободрила потерпевших бедствие летчиков. Вуди Перьера, который, как предполагалось, должен был провести на борту «В-17» всего несколько часов, помогая спасателям в поисках свои друзей с «С-53», неожиданно тронула надпись на развернутом им парашюте. Ярлык гласил: «Сделано в Лексингтоне, штат Кентукки». Перьер был рослым двадцатипятилетним парнем, родом из сельской местности. Этот здоровяк ростом выше ста восьмидесяти сантиметров и весом около центнера до войны работал мясником, а затем электромонтажником в своем родом городке Кэмпбеллсвилле в штате Кентукки. Лексингтон, крупный центр, располагался примерно в ста километрах от этих мест. Но сейчас, когда Вуди оказался в разбитом бомбардировщике среди снегов Гренландии, этот город казался удивительно близким и родным. Перьер с грустью глядел на ярлык парашюта. «Воспоминания о доме особенно трогают, когда ты далеко от него и вообще не знаешь, сможешь ли когда-нибудь туда вернуться», – думал он.

Все понимали, что скоро их начнут терзать жажда и голод. У всех так пересохло в горле, и Монтеверде считал, что это следствие шока, который люди пережили во время крушения. Но все жидкости, которые были на борту, замерзли. Бест и Перьер прихватили с собой с базы термос с горячим кофе. Однако сейчас, открыв его, они обнаружили там кусок коричневого льда. Растопить его было нечем. Пришлось есть снег. Это могло уберечь организм от обезвоживания, но пить все равно хотелось, сколько сухого снега ни проглоти. К тому же от этого саднило горло. У Пола Спины руки были обморожены настолько, что он не мог сам есть, поэтому товарищам пришлось кормить его.

В ноябре на севере темнеет рано, и вскоре девять летчиков стали устраиваться на ночлег в своем укрытии. Длина фюзеляжа «В-17» составляет около 22 метров. Отломившийся хвостовой кусок был примерно вполовину меньше. К тому же большая часть его внутреннего пространства была непригодна для обитания. Ближе к хвосту самолет сужался, к тому же закругляющиеся стенки бомбардировщика имели внутренние ребра жесткости, сделанные из алюминиевого сплава. Пол здесь представлял собой узкие мостки: по ним перемещались пулеметчики, размещавшиеся в среднем и хвостовом отсеках. Этот настил и стал единственной ровной площадкой, на которую можно было лечь. Значит, девятерым взрослым мужчинам придется ютиться на платформе длиной в четыре с половиной метра и шириной примерно в метр. Иными словами, на человека приходилось примерно по половине квадратного метра.

Чтобы улечься, они карабкались друг через друга, как новорожденные щенки. Кто-то неизбежно оказывался возле холодной стены с жесткими алюминиевыми ребрами. Летчики завернулись в одеяла, сделанные из разрезанных парашютов и других тряпок, которые удалось найти. Пальцы ног приходилось время от времени разминать, чтобы хоть как-то их согреть. В воздухе витали запахи разлитого повсюду топлива. Хотелось курить, но Монтеверде запретил, так как боялся, что от одной искры все их «гнездо» вспыхнет. Друзья Пола Спины улеглись с обеих сторон от него, чтобы согреть раненого теплом своих тел. Вытягивать ноги можно было только по очереди. Развернуться в такой тесноте было практически невозможно, а чтобы все же сменить положение, приходилось подтягиваться, схватившись за ствол пулеметов 50-го калибра[40], как за поручни метро. Когда сгустилась ночь, все погрузилось в непроглядную тьму. И лишь время от времени слышались вскрики тех, кто пытался повернуться или выйти и при этом не задеть соседей: «Эй, все нормально? Я тебя не ударил?»

Перед тем, как все забылись спасительным сном, Монтеверде сдержанно объявил:

– Для меня эта ситуация такая же непривычная, как и для вас. По инструкции я здесь за старшего. Но если у кого-то есть предложения, я их обязательно выслушаю. Вместе мы справимся со всеми трудностями.

После беспокойной ночи, в которую все спали плохо, урывками, настало утро нового дня. Это был вторник, 10 ноября 1942 года. Надо было как-то обустроить помещение, чтобы его обитателям было хоть немного теплее и удобнее. Летчики нашли куски брезента, которыми укрывали крылья самолета, и закрепили их в проеме вдобавок к уже натянутой «завесе». Однако все попытки отгородиться от непогоды были тщетными. Холодный ветер и метель все равно проникали в щели между полотнищами. Даже фабричные швы, соединявшие куски ткани, продувались насквозь.

За пределами самолета свирепствовала вьюга и не давала возможности обследовать окрестности. Тем не менее несколько человек выбрались из убежища и стали осматривать обломки самолета. В разбитом радиоотсеке их ждала чрезвычайно ценная находка – аварийный передатчик. Металлический водонепроницаемый ящик был покрашен в ярко-желтый цвет. Он весил около семнадцати килограммов. К нему прилагалась катушка с намотанной на нее проволочной антенной длиной в двести сорок метров и воздушный змей на металлическом каркасе, чтобы поднять антенну повыше.